Русский клуб в Шанхае

Стенограмма Круглого стола, состоявшегося 6 октября 2002 года в г. Шанхае, КНР

Часть I

Председатель Круглого стола: М. В. Дроздов
Секретарь: Л. П. Черникова

М. В. Дроздов: Мы начинаем работу Круглого стола «Русская диаспора в Китае: история и современность», созванного по инициативе общественного объединения «Русский Клуб в Шанхае».

Темы для обсуждения:
— русские соотечественники в Китае;
— взаимодействие и взаимообогащение двух великих культур;
— российско-китайские отношения на современном этапе: проблемы и перспективы;
— проблемы изучения истории и культуры русской диаспоры в Китае.

Позвольте мне представить участников нашего Круглого стола:

В. Ф. Печерица. Профессор ДВГУ. Один из ведущих специалистов в России, занимающихся историей русской эмиграции в Китае. Он автор нескольких объемных монографий: «Восточная ветвь русской эмиграции», «Исход и возвращение. Русская эмиграция в Китае в 20-40-е годы», «Духовная культура русской эмиграции в Китае».

Л. П. Черникова. Кандидат исторических наук. Занимается историей русской эмиграции в Шанхае.

А. В. Копков. Кандидат политологических наук.

А. Н. Крисской. Член Русского Клуба в Шанхае.

С. С. Литвин. Член Правления Русского Клуба в Шанхае.

Л. А. Бабаскина. Старейшая русская жительница Шанхая.

А. Н. Го. Врач. Сын Л. А. Бабаскиной и Го Нина. Постоянно живет в г. Санкт-Петербурге.

А. Титов. Уроженец Шанхая. Гражданин США. Человек с русским сердцем и русской душой.

Ван Чжичен. Доктор наук. Автор монографии «Русская эмиграция в Шанхае». Ни один китайский специалист не занимался этой темой столь подробно.

Фэн Шаолэй. Профессор. Директор Центра по изучению России при Восточно-китайском педагогическом университете.

Ян Вэймин. Профессор. Ведущий сотрудник Шанхайской академии общественных наук.

Го Нин. Профессор. Супруг Л. А. Бабаскиной. Много лет учился в России. Знает о ней не понаслышке.

Пан Чэнлун. Аспирант Восточно-китайского педагогического университета. Совместно с Л. П. Черниковой переводит на русский язык книгу профессора Ван Чжичена «Русская эмиграция в Шанхае». В ходе работы над переводом книги сам серьезно увлекся этой темой.

Цао Говэй. Профессор Восточно-китайского педагогического университета. Переводчик. Автор переводов на китайский язык классиков русской литературы: А. Чехова, А. Белого, М. Булгакова, Ф. Достоевского и др.

Представители русской диаспоры в Шанхае, заинтересовавшиеся нашей темой.

Китайские студенты шанхайских вузов.

Позвольте предоставить слово профессору из Владивостока В. Ф. Печерице.
В. Ф. Печерица: Уважаемые господа, уважаемые друзья, товарищи. Для меня огромная честь и радость быть среди членов «Русского Клуба» и стать участником подобного Круглого стола в Шанхае. Я давно стремился попасть сюда, много раз бывал в Китае, работал в Даляне, Тяньцзине, Харбине, в других городах, в основном, на севере-востоке страны. То, что вы создали, возобновили работу «Русского Клуба в Шанхае», который за свою длинную историю закрывался и возрождался несколько раз (по сути, это третья по счету реставрация «Русского Клуба»), говорит о том, что связь и преемственность поколений существует!

Работая над темой «Русская эмиграция в Китае», не перестаешь удивляться ее многогранности и широте. Ею заняты не только российские ученые, историки, культурологи, но и ученые других стран. Вот пример: работа китайского профессора Ван Чжичена. Как историку мне приходилось долго размышлять над темой — как удалось тысячам русских людей, которых Китай приютил здесь после революции в 20-30-е годы, как им удалось не только устроиться и выжить, но и творить, создавать произведения литературы, культуры, искусства, возрождать свою культуру. По сути дела, здесь, в Китае, была вторая Россия за рубежом. И не только в Китае. Как известно, часть эмиграции оказалась в Америке, в Европе.

Русские эмигранты, живя на чужбине, сумели с одной стороны обогатиться китайскими традициями, с другой стороны, им удалось внести свой вклад в китайскую культуру. С помощью русских людей, интеллигентов, здесь в Шанхае и в Харбине, были созданы и существовали симфонические оркестры, Русский театр, оперетта и опера. Благодаря русской интеллигенции китайский народ познакомился с богатой европейской культурой. Именно в Шанхае русская интеллигенция, взаимодействуя с китайской культурой, не только сохранила свою самобытность, но и обогатилась восточными мотивами. Многие поэты, писатели (а их десятки и сотни здесь были) писали на китайскую тематику. И благодаря великой китайской культуре русская интеллигенция впитала много нового и создала множество новых интереснейших произведений.

У русской эмиграции были свои школы, свои театры, свои институты, свои церкви. Русская Православная Церковь, как известно, пустила глубокие корни в Пекине, Харбине, Тяньцзине, Шанхае. Эти дни я любовался сохранившимися здесь бывшими русскими храмами. Рядом с ними кипела духовная жизнь русской эмиграции.

Несмотря на сложность общения, языковой барьер, несмотря на то, что мы — русские и китайцы — внешне очень разные, нас сближает внутренняя духовная сила. Вот почему герои писателей М. Горького и Лу Синя — великих классиков литературы ХХ века — так внутренне похожи. Тот же крестьянин А-Кью и герои-чудаки Горького — так близки и понятны нам. Все это сближает великий китайский народ с нашим русским народом.

Не случайно, когда сейчас в России идет возрождение духовности, когда мы ищем пути, ведем поиски моделей общественного развития — как нам лучше обустроить Россию — мы обращаемся к истории русских эмигрантов и многому учимся у них. Так, интеллигенция русская, которая в 30-е годы ХХ века жила здесь, в Китае, искала пути возрождения государства, строила планы обустройства родной страны, мечтала поднять ее с колен, сделать демократической и свободной. Мысли той интеллигенции многому могут научить и сегодня, потому что ответы на те вопросы, которые были поставлены: «Как быть?», «Что делать?», «Кто виноват?» (в трагической судьбе России после 1917 года) — мы можем найти в произведениях писателей, художников, политиков, поэтов, публицистов, публиковавшихся на страницах шанхайских газет «Шанхайская Заря», «Слово» и других.

В заключение мне хотелось бы пожелать «Круглому столу» творческих успехов и передать приветы «Русскому Клубу» от соотечественников из Владивостока и от нашего университета (ДВГУ). Я хочу еще подчеркнуть, что подобные вашему Клубу объединения соотечественников возрождаются не только в дальнем и в ближнем Зарубежье, но даже появляются в самой России. Среди военных офицеров (для которых честь — превыше всего!), среди русской интеллигенции возрождаются «Русские Клубы», эта «клубная» форма выработки идей. Это еще раз доказывает, что идет поиск русской идеи, национальной идентичности. Русская интеллигенция, которая сомневается, находится в постоянном состоянии поиска, она собирается в такие «Русские Клубы», обсуждая животрепещущие вопросы современности. Спасибо вам.

М. В. Дроздов: Спасибо, Владимир Федорович. Слово предоставляется Л. П. Черниковой.
Л. П. Черникова: Я занялась этой темой благодаря знакомству с Л. А. Бабаскиной и ее супругом Го Нином. Именно от них я впервые услышала воспоминания о судьбах конкретных русских эмигрантов, в частности, о последнем таком эмигранте, жившем в Шанхае, А. И. Порошине, скончавшемся осенью 1998 года. В их домашней библиотеке я впервые увидела и книгу китайского ученого Александра Ван Чжичена «История русской эмиграции в Шанхае», изданную в 1993 году.

Как известно, уважаемый Ван Чжичен работал в библиотеке и архивах почти 10 лет, собирая материалы для своей фундаментальной монографии. У Ван Чжичена очень непростая судьба, у нас на сайте «Русского Клуба» опубликована большая статья о нем под названием «Богатство Ван Чжичена», перепечатанная, правда, в сокращенном виде, в России академическим журналом «Проблемы Дальнего Востока». Профессор Ван работал не только с материалами русскоязычных газет «Шанхайская Заря» и «Слово», но и с обширным архивом старых газет на китайском, английском и французском языках.

Мне удалось добраться до русскоязычных газет в Шанхайской библиотеке. Сделать это было непросто, но благодаря помощи профессора Ван Чжичена двери архива открылись передо мной. Мне понятна настороженность китайских властей, ведь российские эмигранты, в большинстве своем, были настроены резко антисоветски. Поэтому с приходом к власти в 1949 году нового китайского правительства отношение к эмигрантам было однозначным: это пособники империализма и враги советской власти. Однако эмигранты за 30 лет своего пребывания в Китае и в Шанхае, в частности, оставили огромный след.

Демографический вопрос русской эмиграции. Как известно, после Революции 1917 года и Гражданской войны Россию покинуло 2,5 млн. россиян. (Реплика В. Ф. Печерицы: «Сейчас цифра уже уточнена — 5 млн. человек!»). А ведь это больше 3% населения! Наибольшее число эмигрантов расселилось в странах Европы.

По данным Женевской конференции 1929 г., «Верховный Комитет по делам беженцев» опубликовал материалы по численности русских эмигрантов в разных странах. В Китае насчитывалось 88000 человек.

Китайский МИД в 1929 г. в своем отчете по миграции населения констатировал: русских в Китае 95672 человека («Шанхайская Заря»).

Газета «Шанхайская Заря» в 1935 году в статье «Число русских беженцев в мире» писала, что в Китае насчитывалось до 135000 беженцев из России (впрочем, не исключена скрытая миграция из Сибири, Средней Азии).

Такой разрыв в цифрах объясняется несколькими причинами.

1. За официальную регистрацию необходимо было заплатить от 1,5 до 3-х долларов, поэтому часть бедных русских эмигрантов вообще никогда не регистрировалась.

2. Часть эмигрантов не регистрировалась не из финансовых соображений, а из соображений юридических: они боялись потерять право на экстерриториальность (особые права иностранцев в Китае). Известно, что после признания РСФСР китайскими властями в 1924 г. все русские эмигранты потеряли это право и юридически «приравнивались» к китайским гражданам, становились подвластны китайским законам и теряли особые привилегии иностранных граждан.

А. Н. Крисской: По каким законам судили русского эмигранта, если он совершал преступление?
Л. П. Черникова: Его судили по китайским законам.
Л. А. Бабаскина: Те из вас, кто бывал в помещениях Генерального консульства РФ в Шанхае, наверняка, обращал внимание на так называемую «гостиную» — обитую деревом большую красивую комнату, где стояли стулья с высокими спинками, камин, большой дубовый стол. Это помещение использовалось для консульского суда. Раньше иностранцев не могли судить по китайским законам. Каждый иностранец обладал особым правом (иммунитетом) от юрисдикции Китая, подчиняясь лишь законам собственной страны. Поэтому в случае, если иностранец совершал преступление, его судил суд собственного государства.
Л. П. Черникова: В «Шанхайской Заре» я вычитала такой случай. Муж и жена разводятся. Бытовая драма. Жена, не дожидаясь юридического завершения дела, находит себе другого мужа. По китайским законам того времени прелюбодеяние было страшным преступлением и наказывалось очень строго. Так, эту женщину по китайским законам должны были казнить. Конечно, не только русские, но и весь иностранный Шанхай всполошились, потому что такого поворота никто не ожидал. Здесь в дело вмешались англичане и американцы, газеты выступили в защиту этой женщины. В Китае к тому времени был создан так называемый «смешанный суд», на котором, кроме китайских судей и юристов, заседали и иностранные наблюдатели и юристы. Все они пытались «привязать» в некоторых случаях часть китайских законов к законам иностранных государств. В этом отношении китайцы шли навстречу, пытались гибко решить возникавшие проблемы. Однако, даже приняв во внимание такое понимание китайских властей, нужно заметить, что русские эмигранты чувствовали себя крайне неуютно. Они были людьми без гражданства.
А. Н. Крисской: Могли ли иностранцы быть депортированы из Китая за совершенные на его территории преступления? Что нужно было совершить, чтобы быть депортированным?

Л. А. Бабаскина: Не знаю, как во времена эмиграции 20-40-х гг., но в 60-е гг., в то время, когда я попала в Китай, существовала такая ситуация. Во время культурной революции на каждого человека могло быть заведено дело. Любая причина годилась для того, чтобы обвинить человека во всех смертных грехах. Это могло быть отсутствие мандата, пропуска, нехватка каких-то документов и т. д. Двое наших советских подданных были депортированы из Китая. У них были советские паспорта. А ведь те, оставшиеся здесь русские эмигранты, вообще не имели паспортов. Поэтому они стремились уехать отсюда в другие страны, потому что никакой защиты не было! Если что случись, никто вас не будет защищать, вы — бесправный человек. Поэтому многие выехали, чтобы впоследствии получить гражданство третьих стран, а с ним и юридическую защиту этой страны.
Л. П. Черникова: Абсолютно верно. Помните, во время организованной РКШ прошлогодней встречи членов Клуба с русскими эмигрантами Титовыми и Николаевыми (Александр Титов сегодня здесь присутствует) они называли причину, побудившую их к отъезду из Китая. Они говорили: уезжая из Китая в 1946 году, мы готовы были поехать в любую страну, где нам предоставлялось гражданство. Мы были никто! Поймите состояние человека, который не имеет защиты и абсолютно бесправен — с таким багажом жить было очень тяжело. Поэтому беженцы так стремились выехать, если не в Советский Союз, то в третьи страны, и получить там гражданство.
А. Титов: Во время существования Французской концессии жившие на ее территории, подчинялись французским законам. Если вы знаете, на Французской концессии были свои школы, полиция, тюрьмы. Те же самые порядки существовали на территории Международного сеттльмента. Причем, существовало некоторое разделение: если кто-то совершал серьезные преступления, их сажали в тюрьму Международного сеттльмента, а если проступки были менее тяжкими (скажем, драка), то их помещали в тюрьму на Французской концессии. После того, как концессия и сеттльмент были отменены (после Мировой войны, 1945 г.), мы все равно подлежали французской защите. Был такой случай: один русский пошел во Французское консульство, написал прошение о получении французского гражданства. Он родился в Шанхае, на территории Французской концессии, ходил во французскую школу, окончил университет. Прошение рассмотрели и дали ему французское гражданство. Он уехал во Францию. А другие русские сидели, ждали, что будет дальше. После войны все французские резиденты уехали во Францию, а нас бросили здесь.
Л. А. Бабаскина: По воспоминаниям эмигрантов, которых я застала, многие после Второй мировой войны (да и во время войны) просили советское консульство в Шанхае предоставить им возможность вернуться на родину, в СССР. А сотрудники консульства постоянно оттягивали оформление их документов. Они говорили эмигрантам: «Подождите, не торопитесь! Там еще все очень сложно». Поэтому значительная часть эмигрантов, вернувшихся в Советский Союз, поехала туда уже после смерти Сталина в 1953 году. Так что тем консульским сотрудникам нужно только спасибо сказать, ведь они спасли этим людям жизни. Вспомните, что было с теми, кто уехал в СССР в 1930-е годы. Скажем, отец О. Л. Лундстрема. Многие просто погибли там.
М. В. Дроздов: Не будем забывать, что шанхайская да и, в целом, китайская русская эмиграция очень сильно отличалась от своих собратьев в Европе и США. Европейская русская эмиграция быстрее ассимилировалась с местной средой, быстро находила точки соприкосновения, знала один или несколько европейских языков, имела близкую культуру. Соответственно, она все больше и больше распылялась. Здесь, в Китае, русские оказались в уникальной ситуации. Русские эмигранты, воспринимая китайскую культуру, интересуясь китайским языком, тем не менее, не смешивались с китайской средой. Они за долгие годы пребывания в Китае оставались русскими. Китай нужно поблагодарить за то, что он предоставил приют такому количеству русских беженцев. Про это нам забывать нельзя!

Л. П. Черникова: Подчеркнем, что основная часть русского населения осела в Харбине и трех северных провинциях Китая, по линии КВЖД. Оттуда происходила регулярная миграция беженцев на юг страны: в Шанхай, Тяньцзинь, Циндао, Ухань, Гуандун. А через порты — рассеивалась дальше по миру.

Несмотря на то, что Бюро Общественной Безопасности Великого Шанхая (так раньше назывался город) постоянно продлевало сроки для регистрации русских беженцев, часть из них так и не прошла ее.

Сколько же было в Шанхае русских беженцев?

В газете «Шанхайская Заря» в 1929 году говорилось, что примерно 12000 человек и «даже может быть больше». По официальной переписи населения 1929 г. русских насчитывалось менее 8000 человек.

По переписи 1933 г. все население Шанхая насчитывало 3 156 000 человек, из которых иностранцев было 59000 человек. Среди иностранцев русские составляли примерно 14000 человек (Шанхайская Заря, 16 января 1934 г. — С.3.).

В книге Ван Чжичена говорится, что к 1941 г. в Шанхае насчитывалось 18000 русских, к 1942 г. их стало 21000 человек. Однако в отдельные годы беженцев бывшей Российской империи было больше. (Сравни: «16643 русских эмигрантов в Шанхае» //Шанхайская Заря, 24.11.1934. — С.7; «В Шанхае более 25000 русских!»//Шанхайская Заря, 01.03.1934. — С.5.).

Итак, в оценке численности русского населения Шанхая всегда существовал огромный разрыв. Кроме нехватки средств и нежелания проходить регистрацию или участвовать в переписи, отметим, что порт Шанхай всегда был «перевалочной базой» постоянно мигрировавших в страны Азиатско-Тихоокеанского региона русских беженцев. Несмотря на решение Лиги Наций о статусе беженцев (получавших определенные права и льготы) Китай фактически не признавал русских эмигрантов в этом статусе. Еще один фактор, сказывающийся на статистических разночтениях — многие русские предпочитали получать китайское гражданство, нежели находиться в статусе лица без гражданства. Таким образом, часть русских по всем официальным спискам и регистрациям проходила уже в качестве китайских граждан.

Первые дни в Шанхае. Настороженность и неприятие встретили русских беженцев в самые первые дни их появления в Шанхае. Они «свалились» на голову властям города совершенно неожиданно. Представьте себе ситуацию, когда несколько тысяч человек на кораблях, голодных и раздетых, взывают о помощи, хотят сойти на берег, просят есть, устроить их на ночлег, требуют работы и т. д.! Такую проблему власти города не желали взваливать на свои плечи, а потому просто отказались принимать эмигрантов, не разрешив им сойти на берег. На кораблях было много военных и оружия, этого международный Шанхай боялся как огня.

Однако именно это обстоятельство впоследствии помогло русским эмигрантам. Военные пообещали открыть огонь на Банде (ныне набережная Вайтань), вынудив власти пойти на переговоры и уступки. В конечном итоге, беженцы получили кров и пищу, понемногу обустроились. Этот процесс проходил неровно, долго, но российские беженцы выдержали все беды и лишения, возродив на шанхайской почве «кусочек» настоящей России.

Важным вопросом, на мой взгляд, является вопрос взаимодействия двух культур — китайской и русской. И здесь влияние русских на китайцев и китайцев на русских сказалось весьма сильно. В Китае многие русские впервые начали изучать китайский язык, знакомиться с китайской культурой, традициями, обычаями, религией. Редакторы крупнейших русскоязычных газет Л. В. Арнольдов, П. И. Зайцев, юрист А. П. Шендриков, писатель-публицист М. Щербаков регулярно публиковали свои замечательные статьи и изыскания по Китаю. Конечно, у русских эмигрантов был исключительно свой взгляд на Китай и китайцев, иногда довольно субъективный.

Однако поражаешься удивительной наблюдательности и проницательности русских китаистов, которые могли увидеть, постичь и принять внутреннюю жизнь китайцев того времени. Безусловно, эти материалы помогали русским беженцам правильно понимать и уважать китайские обычаи, быт и культуру. Мне кажется, многие публикации русских эмигрантов до сих пор не потеряли своей актуальности. Если бы была возможность собрать все эти статьи в одну книгу и напечатать сейчас, эта книга, без преувеличения, стала бы бестселлером!

Необходимо также вкратце сказать о социальном составе русских эмигрантов, попавших в Китай. Здесь, в Шанхае, жили и работали бывшие служащие, творческая и техническая интеллигенция, преподаватели, военные, казаки, землевладельцы, торговцы, предприниматели. Русские беженцы поначалу не могли найти работу: мужчины не могли конкурировать с дешевым китайским трудом рабочих-кули, а в иностранные компании их не брали, боялись. Лишь много позже бывшие военные смогли поступать на службу «бодигардами-телохранителями» или «вочманами-охранниками». Торговцы занялись мелкой розничной торговлей. Успешно находили себе работу люди, владеющие иностранными языками. Но таковых было немного.

Относительно стабильную работу имели в Шанхае музыканты, певцы, люди творческих профессий: художники, артисты, балетные танцовщики. Остальные мало-помалу устраивались на курсы иностранных языков или изучали какие-то дополнительные профессии.

Женщины поначалу почти поголовно вынуждены были идти на службу в танцевальные залы (партнершами по танцам), а иногда даже устраиваться в дома терпимости. Этот вопрос довольно остро стоял в Китае в 1920-1930-е годы. В частности, в книге Ван Чжичена, одна глава целиком посвящена этой проблеме. Часть женской колонии нанималась гувернантками, учителями к богатым иностранцам или китайцам. В основном, это были выходцы из интеллектуальной среды. Женщины из более низких социальных слоев шли работать кухарками, посудомойками, прачками и т. д.

Суммируя сказанное, подчеркну, что в Шанхай прибыла большая часть людей образованных, выходцев из среды интеллигенции, военных, юристов, банковских служащих и т. д. Немалую роль здесь играло казачество и военные организации.

Обязательно следует упомянуть о большом значении в русской эмигрантской среде писателей и поэтов. Как правило, эти люди работали в конторах, гаражах, редко — в архитектурных мастерских, театрах и т. д.. Творчеством же занимались в «свободное» время. И хотя, к сожалению, мы не можем назвать среди «шанхайцев» и «харбинцев» писателей, снискавших мировую славу, все же отрадно отметить, что для этого были созданы все условия. Многие из местных русских поэтов подавали большие надежды. Достаточно назвать имена, А. Несмелова, П. Северного, А. Вертинского и других. Здесь жили десятки и сотни писателей, поэтов, существовали творческие писательские организации и союзы. Как сказал Б. Окуджава, анализируя творчество А. Пушкина, «для того, чтобы появился Пушкин, должен был существовать особый мощный поэтический «фон» в стране. Этот фон успешно подготовил рождение национального гения А. С. Пушкина». Так и здесь, на китайской земле, уже была подготовлена почва для рождения настоящих талантов, но… этому помешали исторические события. Как известно, после 1947-1949 гг. большая часть эмиграции рассеялась по странам и весям, немалая часть вернулась в СССР.

Что касается имущественного состава русской эмиграции, то, как и везде, их можно было четко подразделить на 2 неравные группы: большую часть бедных или особо нуждающихся русских (российских) людей и сравнительно небольшую группу богатых или достигших среднего достатка «благополучных» выходцев из России.

О национальном составе могу сказать только очень коротко: в Китае и Шанхае проживали практически все основные национальности бывшей Российской Империи, в том числе поляки и литовцы, эстонцы, латыши и даже финны. Все эти национальные общины объединялись по национально-территориальному признаку в земляческие объединения и союзы. Так, например, в Шанхае существовали «Грузинская община», «Казачий союз» (имел, к тому же, военную иерархию), «Армянское общество», «Еврейская русская община», «Тюрко-татарская община» и другие.

По прибытию в Шанхай россияне широко пользовались помощью иностранных и китайских благотворительных организаций. Позднее, поняв, что вместе лучше и легче выживать, русские беженцы создали несколько своих собственных благотворительных организаций. Были созданы ряд общественных организаций, занимающихся вопросами регистрации, выдачей паспортов, оказанием юридической помощи, устройством на работу и т. д.

Что касается религиозного вопроса — с повышением благосостояния русских беженцев, было построено 15 церквей (в основном, маленьких, домовых), 2 больших храма (сохранились до сих пор), мусульманские мечети.

В Шанхае после размещения тысяч русских беженцев сразу же встал вопрос о русских школах и высших учебных заведениях. Если поначалу русские дети и молодежь студенческого возраста вынуждены были пользоваться услугами иностранных образовательных учреждений (которые были дорогими), то со временем русская колония смогла основать несколько русских школ и даже вузов. В целом, вместе с иностранными учебными заведениями русская молодежь проходила учебу и получала образование в 22 школах и институтах Шанхая среднего и высшего уровня.

К 1930 г. жизненный уровень русской колонии значительно вырос. Русские эмигранты выпускали свои газеты и журналы, имели свои театры и концертные залы, на Авеню Жоффр (центр Французской концессии, ныне улица Хуайхай-лу) были открыты русские магазины, конторы, рестораны, библиотеки. Хорошие русские врачи получили известность, к ним за помощью стали обращаться не только сами русские, но и китайцы, и даже иностранцы. Русские хорошо зарекомендовали себя на службе во многих шанхайских иностранных учреждениях и конторах. Русские предприниматели и заводчики открывали свою торговлю и небольшие фабрики.

Если обратиться к газетам тех лет, в статьях на спортивные темы часто упоминаются фамилии русских спортсменов. Русский спорт в 1930-е годы по праву завоевал себе достойное место на шанхайских олимпиадах и соревнованиях.

Русские архитекторы, художники, строители создали множество замечательных картин и архитектурных сооружений, внеся немалый вклад в градостроительство и развитие изобразительного искусства.

Русские музыканты стояли у истоков создания Китайской национальной консерватории, они составляли большую часть исполнителей в знаменитых симфоническом и духовом оркестрах города, русский балет немало передал китайскому балету из наследия знаменитой русской балетной школы.

Словом, русская колония за, без малого 30 лет, своего существования в Шанхае, оставила достойный след своего пребывания на китайской земле. Жаль, что многие имена знаменитых русских актеров, живших или побывавших в городе с гастролями, теперь не интересны китайцам. Нет ни одной таблички, ни одной фоторепродукции о пребывании в гостинице «Cathay» (ныне «Peace Hotel») в 1930-е годы таких знаменитых исполнителей, как Федор Шаляпин и Александр Вертинский. В театре «Lyceum», до сих пор сохранившемся, не знают о том, что там выступали наши именитые русские таланты!

Здания православных храмов, а также памятник Пушкину, сохранившиеся в Шанхае до сегодняшнего дня, — все это радует сердце русского человека. Однако в храмах, этих «драгоценных сосудах души христианина», сейчас расположены рестораны, ночной клуб. На этих зданиях, охраняющихся шанхайским муниципалитетом, нет мемориальных досок с указанием, кем, когда и на чьи средства они построены. В бывшем Еврейском клубе, возведенном на средства еврейской общины, сейчас расположена Шанхайская консерватория. Здесь тоже нет таблички с указанием архитектора и даты постройки. Великолепно отделанный холл здания «Гонконгского и Шанхайского банка» (ныне «Банк развития Пудуна» на Вайтане), автором которого был русский художник В. Подгурский, также не имеет каких-либо знаков исторической памяти.

Да, многие здания сегодня разрушаются, город стремительно отстраивается. Это — ход времени. Вместе с руинами уходят в прошлое события и имена людей, отдавших этому городу и этой стране лучшие годы своей жизни. Все-таки хотелось бы пожелать более внимательного отношения к истории русской эмиграции в Шанхае, ведь это и история самого города.

Хотелось бы также, по возможности, поднять статус русского языка в Шанхае. Необходимо воспитывать шанхайскую молодежь в духе уважения к России, к наследию русских людей. Для этого следует привлечь интерес китайских ученых и преподавателей, владеющих русским языком, сотрудников Центра изучения России при Восточно-китайском педагогическом университете, Шанхайского университета иностранных языков, Шанхайской академии общественных наук к изучению темы «Русская эмиграция в Шанхае».

И последнее. В Восточно-китайском педагогическом университете мы заканчиваем перевод книги Александра Ван Чжичена «История русской эмиграции в Шанхае». Среди достоинств книги стоит отметить приведение большого информационного материала и снабжения его англо-русской транскрипцией. Это, прежде всего, русские фамилии, названия организаций, церквей и Соборов. Кроме того, в книге приводится каталог улиц, фамилий. Это, воистину, настоящая энциклопедия. К сожалению, она практически не известна российским исследователям.

Также хотелось бы выразить огромную благодарность русским эмигрантам Михаилу и Ольге Николаевым из г. Сан-Франциско, передавшим в дар «Русскому Клубу в Шанхае» книгу В. Д. Жиганова «Русские в Шанхае». Благодарим также Александра Титова за помощь в передаче этой книги. Альбом Жиганова имеет особый знаковый символ для нас. Она помогает нам бережно хранить память о людях, живших здесь. Они страдали и радовались, вынесли многое и в конце концов доказали всему миру, что даже в самой невероятной ситуации можно сохранить свои Веру, Надежду и Любовь. Спасибо за внимание.

М. В. Дроздов: Большое спасибо Ларисе Петровне за интересный доклад. Слово предоставляется профессору Александру Ван Чжичену, автору книги «История русской эмиграции в Шанхае».
Ван Чжичен: Как я начал заниматься этой темой? Я считаю, что история русской эмиграции в Шанхае — это часть истории Китая, поэтому эту тему стоит изучать.

Впервые, я увидел русских людей в Шанхае, когда был маленьким. Моя семья много лет жила на Французской концессии. Мой отец был главным редактором крупнейшей шанхайской вечерней газеты. Поэтому с детства у меня дома было много книг на иностранном языке, каждый вечер приносили гранки газеты. Мы жили в центре Французской концессии, на авеню Жоффр (ныне улица Хуайхай-лу). А ведь это был центр русской эмиграции в Шанхае. Я видел много русских и других иностранцев: французов и англичан. Тогда я впервые задал себе вопрос: что делают эти люди в Китае? Какое положение русские занимают среди европейцев? Часть русских жили очень богато, они имели особняки, машины. Уровень жизни у них был очень высокий. Но большая часть русских жила очень-очень бедно. Например, каждое утро множество мелких торговцев и ремесленников заполняли улицы Французской концессии города. Одни продавали отрезами шерстяную материю, другие носили с собой специальные точильные камни, кричали «ножи точить!» и т. д. Меня это очень удивляло в детстве. Я считал, что все европейцы — обязательно богатые люди, тогда почему же русские такие бедные? Они ведь тоже европейцы? Но, конечно, это были мои детские впечатления.

Затем после окончания средней школы, я стал изучать русский язык в Шанхайском институте иностранных языков. Я серьезно увлекся русской культурой и литературой. А после этого у нас была так называемая «культурная революция». После этой революции я поступил работать в Шанхайскую академию общественных наук. Меня назначили заведующим отделом России. Моя обязанность была изучать современные политические и экономические вопросы. Но у меня не было большого интереса к политическим проблемам. Я не специалист в этой теме. Поэтому я долго думал, какую бы тему я мог изучать достаточно долго, и чтобы она была связана с Россией?

Затем я решил обратиться к теме, которая заинтересовала меня еще в детстве: к вопросу изучения русской эмиграции в Китае. И так я начал работать над этой темой. Но жаль, что еще несколько лет тому назад и не только в Китае, но и в бывшем СССР считалось, что все белые русские эмигранты были врагами, «антисоветчиками», бандитами, отношение к ним было строго негативным. Даже встречаясь с русскими, советскими учеными (в 1990 г. я работал в Академии наук СССР), я видел их определенный настрой (идеологизированное отношение) к этой теме. А в Китае тем более. Поэтому мне было трудно. Скажем, в Шанхайской академии наук нельзя было получить дополнительных ассигнований для изучения этой темы.

Я погрузился в эту проблему практически благодаря собственному энтузиазму. Хорошо, что в то время в библиотеке можно было бесплатно читать (не то, что сейчас!). И еще хорошо, что я смог найти и прочитать этот альбом В. Д. Жиганова «Русские в Шанхае».

Затем я случайно узнал, что в спецхране Шанхайской библиотеки хранятся подшивки русскоязычных газет «Шанхайская Заря» и «Слово». По-моему, это единственное в мире полное собрание этих газет. В Москве, кажется, даже нет столь полной коллекции. Знаете ли вы, каким образом сохранилась эта коллекция газет?

На Французской концессии находилась очень мощная и богатая католическая церковь (Кафедральный Собор св. Патрика в районе Сюцзяхуэй). При этой церкви существовал очень известный архив, по-шанхайски он назывался «Зи Кавей». Он был основан еще в конце династии Мин и сейчас ему более 400 лет! Так вот, в этом архиве хорошо сохранились все материалы — на французском, английском, китайском, итальянском, русском, португальском языке. Это хранилище документов и материалов, как сказал мне один ученый-американец, можно сравнить по значению лишь с хранилищем Ватикана. То есть — это второй в мире подобный церковный архив. Там сохранились очень ценные материалы.

Я попробовал сделать запрос, и мне ответили: «Да, у нас есть эти материалы! Только их никто никогда никому не показывал, и они почти не разобраны. Уже более 40 лет никто не видел эти материалы, потому что это бесценное сокровище». Я им сказал, какая же ценность в этом сокровище, если его никто никогда не видел? Это материал для изучения истории. Он очень важен, надо его читать! Они меня спросили: «Для чего вы изучаете такой вопрос?». Я им сказал: «Я ученый, простой ученый, «чистый ученый». Мне это необходимо не для денег. У меня нет других целей, я просто хочу изучать такой вопрос — очень интересный, очень редкий вопрос для китайской науки: так много русских жили в чужой стране, в Шанхае, что они делали, почему они оказались здесь, как они жили, что осталось от них?». Я долго уговаривал их, и только после этого мне разрешили работать с этими материалами.

Так я начал изучать этот вопрос. Потом я почти 6 лет сидел в этом архиве, ничего не писал, только читал! Тогда не было возможности делать ксерокопии, все нужно было делать от руки. Газетная бумага желтая от времени, легко ломается. После прочтения нужно было сразу переводить эти материалы на китайский. Жаль, что у меня до сих пор нет оригиналов всех этих статей и материалов! В течение шести лет я читал эти газеты, каждую страницу «Шанхайской Зари» и «Слова». И сделал перевод более 4000 статей общим объемом около 1,5 миллионов иероглифов. После этого почти 2 года я работал уже дома, чтобы классифицировать имеющиеся материалы по темам: политика, экономика, культура и т. д.

В то время, в конце 1980-х годов, я случайно встретился с генеральным консулом США в Шанхае. Он сказал мне: «Вы так серьезно изучаете этот вопрос, мы поможем вам». И пригласил меня посетить Америку. Но сразу после этого случились события на площади Тяньаньмэнь, и моя поездка сорвалась! Но через два года, то есть в 1992 году, меня пригласил Стэнфордский университет. Это было очень важно для меня, поскольку Гуверовский институт при Стэнфордском университете имеет самое богатое хранилище материалов русской эмиграции.

Большинство русских эмигрантов после Второй мировой войны, особенно в конце 1940-х годов, при помощи Бюро по беженским делам в Азии уехали из Шанхая на Филиппины, на о. Тубаобао (это бывшая американская военная база). Другие вернулись в Советский Союз. Те, кто оказались на о. Тубаобао, прожили там 2-3 года. Затем архиепископ Иоанн, который везде просил помощи, встретился с одним американским генералом. Этот человек помог архиепископу. Он выступил в американском Конгрессе, рассказав о судьбах этих бедных людей. После этого всем русским беженцам из Китая разрешили въехать в Америку. Большинство русских осели на Западном побережье в г. Сан-Франциско, Лос-Анджелесе, вплоть до Аляски. Поэтому в этих городах сохранилось много бесценных вещей и документов, принадлежащих русским эмигрантам.

У меня сложилось такое впечатление, что в России произошло две революции. Одна революция — это Великая Октябрьская революция. Всем известно, что она повлияла на весь мир. И другая революция произошла на наших глазах — в начале 1990-х годов. Сейчас в России все очень быстро, даже, я бы сказал, стремительно изменилось. Много перемен в политической, экономической сфере. Влияние сегодняшних событий еще не оценено по достоинству, а ведь оно огромно. Но одно осталось неизменным — это русская культура, русская цивилизация. Я убежден: русская культура была и будет самым богатым достижением всего человечества!

Когда русские уехали из Китая, они все бросили на месте — особняки, мебель, машины, гаражи и т. д. Но они увезли с собой русские газеты и журналы. Я своими глазами видел их в музее Русской культуры в г. Сан-Франциско, поскольку долго работал там по приглашению этого музея. Все материалы кануна октябрьской революции и последующих за ней лет — все это они привезли с собой. Как самый драгоценный сосуд сохраняли! Каждая, даже разрозненная желтая страница — и та сохранилась! Уже 50-60 с лишним лет так хранится!

Сейчас много старых жителей уже умерли. А их дети и внуки стали настоящими американцами. У них нет интереса к русской культуре. Да, в Америке — так. Они говорят и пишут по-русски даже хуже меня! Их предки сохраняли все эти старые вещи, а потомкам они совсем не интересны, не нужны. Картины, газеты, журналы, фотографии, даже письма — все это им не нужно. Я видел такой большой архивный ящик — вещи были сданы в музей. Там более 400 ящиков, целый год я там работал. Поэтому я поразился и вынес такое впечатление: русская культура — это великая культура! Надо, чтобы ее ценил не только русский народ, но и все человечество! Мы, китайские ученые, тоже должны уважать и изучать эту культуру!

И так я работал над этим вопросом много лет и написал первую книгу «История русской эмиграции в Шанхае». А теперь я работаю над следующей книгой — «Русские эмигранты в Харбине». Русских в Харбине было намного больше, чем в Шанхае. В середине 1920-х годов русских жило в Харбине более 150 тыс. человек. Даже больше, чем китайцев. А потом — все меньше и меньше. Этот вопрос («харбинский») еще более сложный. По моей задумке, я хочу написать трилогию: первую книгу — «Путеводитель по Харбину». Харбин, как и Шанхай, быстро отстраивается, все старые здания разрушают. В Шанхае сохранилось лишь два русских храма, которые используются не по назначению (в одном — ресторан, в другом была сначала биржа, а теперь — ночной клуб). А в Харбине просто все сломали! Я нашел только три церкви. Одна из них — единственная открытая православная церковь в Китае. Другая (самая большая) — Софийский Собор — в ней теперь устроен архитектурный музей. Меня посетила корреспондентка газеты «Хэйлунцзян дэйли», и я три часа высказывал ей свое мнение о Харбине и о том, что в нем сейчас делается. Нельзя так вдруг — сломать все старые памятники! После выхода этого интервью редакция газеты получила множество телефонных звонков — люди горячо поддержали мое мнение.

Я считаю, что Харбин нужно серьезно изучать так же, как и Шанхай. Однако многие улицы сейчас переименованы. Поэтому, по моей задумке, первая часть книги (путеводителя) должна быть адресным указателем, вторая — именным указателем, и еще третья — предметным указателем. Эта книга будет иметь не более 300 страниц. Вторая книга, которую я хочу составить — фотоальбом. В идеале хочу составить такой же альбом, как у В. Д. Жиганова. В Харбине жило столько русских, а альбома нет! В японское время была такая книга — «Post card», встречался мне альбом старых фотографий, но они во многом повторяются! Однако я постарался сфотографировать все здания, которые сохранились до наших дней. Скажем, церкви в Харбине все еще стоят. И третья, последняя книга — это «История русской эмиграции в Харбине». Ее написать будет труднее, потому что в Шанхае, например, была такая замечательная традиция — ежегодно публиковать адресную книгу и справочник по городу, это называлось «Шанхай Хонг Лист». В ней были опубликованы все имена шанхайских резидентов с адресами и телефонами, с указанием, где они работают, а также все конторы, компании, офисы, магазины и т. д. Иногда такие данные публиковали два раза в год! А в Харбине этого не было. Поэтому трудно составить такую книгу. Все нужно начинать с самого начала. В середине 1930-х годов были составлены брошюры по истории государства Маньчжоу-Го, там тоже некоторые материалы были. В прошлом году я дважды ездил в Харбин. Обошел почти весь город пешком. Харбинские историки совсем не занимаются историей русских эмигрантов. До сих пор нет перечня названий русских улиц (они все теперь переименованы, иногда дважды). Я нашел множество старых улиц, на которых жили русские. Всего 140 или 170. А сейчас собираю материалы для этой своей первой книги по Харбину. Сейчас я уже нашел около 300 названий русских улиц. В частности, нашел также резиденцию генерала Хорвата в Харбине.

В. Ф. Печерица: Спасибо Вам огромное за вашу работу!
Ван Чжичен: Я думаю, история русской эмиграции в Китае — это очень интересный и важный вопрос. Это часть истории Китая и истории Шанхая, Харбина. И, может быть, часть истории мировой культуры. К сожалению, в Китае пока нет такой самостоятельной исторической дисциплины, как история эмигрантов в Китае. Я надеюсь, что через несколько лет все больше и больше ученых будут заниматься этой темой и появится много новых интересных исследований.
Выступление профессора Ван Чжичена заканчивается под аплодисменты аудитории.

Часть II

М. В. Дроздов: Слово предоставляется Пан Чэнлуну, аспиранту-русисту Восточно-китайского педагогического университета. Напомню, что он вместе с Л. П. Черниковой занят сейчас переводом на русский язык книги профессора Ван Чжичена.
Пан Чэнлун: Я хочу рассказать об истории нашего обращения к книге Ван Чжичена. Два года назад Лариса Черникова показала мне книгу Ван Чжичена «История русской эмиграции в Шанхае» и предложила перевести ее на русский язык. Тогда я впервые узнал, что в Шанхае жили русские эмигранты.

Поначалу отношение к переводу было не очень серьезным, поскольку я не очень разбирался в этой теме. Но чем дальше продвигалась работа, тем больше и больше я увлекался ею, а через некоторое время поразился глубине и широте охвата этой подлинной энциклопедии, затрагивающей все аспекты общественной жизни русской эмиграции в Шанхае. На этот труд Ван Чжичен затратил целых 10 лет, как образно говорит Лариса, «копал» в библиотеке материал для своего труда, поэтому я стал серьезно относиться к нашей работе.

Главная трудность в нашем переводе для меня — это перевод названий различных общественных организаций, объектов и улиц, некоторых фамилий и т. д. Очень сложной оказалось военная и церковная иерархия и градация. Я никогда не думал об этом, нас этому не учили ни в университете, ни в аспирантуре. По-китайски, например, одинаково звучит слово «святой отец» независимо от места священника в церковной иерархии, а по-русски — это и дьякон, и архимандрит, и епископ, и архиепископ и т. д. Поэтому пришлось обратиться к различным справочникам и энциклопедиям и уточнить все эти вещи. Иначе нельзя. Иначе это неуважение к фундаментальному труду профессора Ван Чжичена, неуважение к истории. Однако на эту дополнительную работу мы затратили немало времени.

Вторая трудность заключалась в том, что язык и стиль, которым написана книга Ван Чжичена намного отличается от современного китайского. Поэтому иногда были случаи, когда я понимал смысл написанного, но как это сформулировать на русском, не знал. Порой приходилось «переводить» текст сначала на современный китайский и только затем — на русский. В конце концов, все же мы разобрались, и работа пошла быстрее. Мы нашли названия церковных и общественных организаций, названия храмов (их в Шанхае было 15), военную градацию и т. д.

Еще мы столкнулись со статистикой, бухгалтерскими делами. В Китае студентов-русистов этому не учат, а в книге множество таких данных.

Почему я называю книгу Ван Чжичена энциклопедией? Потому что она описывает все стороны жизни эмиграции, во всем надо разбираться: здесь и живопись, и музыкальные инструменты, и врачи (и их специализация), и… цыгане (!), и литераторы, и отчеты различных благотворительных организаций и т. д. Скажем, я совсем не знал, чем отличается «ИТОГО» от «ВСЕГО» в статистической отчетности. Поэтому было совсем нелегко переводить такую книгу. Профессор Ван Чжичен не только историк, но и большой литератор. Он использовал в своей книге множество образных выражений китайского языка, поэтому нам приходилось искать языковые эквиваленты в русской лексике. Это тоже непросто.

Сейчас мы уже подходим к концу. Осталось перевести 4 главы. Всего в этой книге 28 глав, работа над 24 главами уже закончена. Еженедельно мы с Ларисой встречались 2-3 раза, по 2-4 часа. У каждого из нас есть свои неотложные дела, помимо этой работы я еще занят своей диссертацией. Но все-таки находим время для нашего перевода. Можно сказать в шутку, что мы уже находимся на грани морального и физического истощения (как эти наши русские эмигранты). Еще я шутя говорю Ларисе: «Когда вы будете уезжать, не забудьте сфотографировать свою квартиру, потому что это тоже историческая ценность! Сейчас мы изучаем эту тему, а последующие поколения будут изучать вашу деятельность здесь». А Лариса меня в свою очередь всячески поощряет и говорит, «это — проект века!», «Родина тебя не забудет!» и т. д. Конечно, было интересно работать над этой темой.

Благодаря книге Ван Чжичена я сейчас готовлю свою конкурсную работу для участия в олимпиаде на знание русского языка. Победители будут направлены в Россию для годичного обучения. Здесь, на нашем Круглом столе я увидел книгу профессора В. Ф. Печерицы «Духовная культура русской эмиграции в Китае». Как раз на эту тему я пишу свой реферат. [Отметим, что по результатам олимпиады аспирант Пан Чэнлун не только завоевал первое место, но и получил возможность поехать на годичную стажировку в Москву. Поздравляем его с победой! — Л.Ч.].

В заключение позвольте мне зачитать стихотворение русского эмигрантского поэта Ачаира, которое меня особенно тронуло:
«Не сломала судьба нас, не выгнула,
Хоть пригнула до самой земли…
А за то, что нас Родина выгнала
Мы по свету ее разнесли!..»

В. Ф. Печерица: Я чрезвычайно благодарен профессору Ван Чжичену за эту замечательную книгу! Я думаю, она, прежде всего, адресована русским. Это пласт русской истории, русской культуры, очень большой, очень значительный. Книга вышла в 1993 г., но русский читатель ее еще не видел! И обидно, что уже 9 лет прошло, а широкий читатель о ней не знает.

Я давно занимаюсь изучением этой проблемы, написал 4 монографии, около 80 статей. У нас в России созданы и действуют Центры по изучению русской эмиграции: в Москве, в Санкт-Петербурге, в Свердловске, во Владивостоке, в Новосибирске, в Хабаровске. Я постараюсь поговорить с нашими издателями, чтобы эту книгу издали во Владивостоке. Почему именно у нас? Потому что основной поток беженцев осевших в Китае ушли в эмиграцию из Владивостока. С эскадрой адмирала Старка ушли казачьи эскадроны генерала Ф. Л. Глебова, многие двигались через Манчжурию. Тысячи и тысячи людей! Это был исход. Я вот назвал свою книгу «Исход…» За всю историю человечества с библейских времен не было такой огромной массы людей, которая бы покинула родину и поселилась на чужбине. Вот, вы говорите, в Шанхае было около 21 тысячи человек. Это немного. А в Манчжурии было, по моим данным, 500 тысяч! Вдоль КВЖД, в Даляне, в Тяньцзине, в Харбине — 500 тысяч русских! А в Париже, а в Праге, в Берлине, на Западном побережье Соединенных Штатов Америки, а в Южной Америке — сотни и сотни тысяч! По последним данным, эмигрантов оказалось не 2,5 миллиона, как считали раньше, а 5 миллионов! Просто открылись архивы, находятся новые данные, источники!

Вот, здесь говорили, что трудно было работать над этой темой. Библиотеки, архивы были закрыты. Трудно было работать не только у вас, но и у нас. Материалы по этой теме долгие годы находились в спецхранах. Только 10 лет назад российские исследователи, получив доступы к этим уникальным материалам, начали изучать так называемое белое движение. А сегодня возникли уже целые центры по изучению истории русской эмиграции, группы ученых, изучающих взаимодействие китайской и российской культур. Сейчас большая группа исследователей над этим работает: аспиранты, докторанты пишут диссертации. И не только в Москве и Петербурге, но и у нас, на Дальнем Востоке. Около 100 человек в ДВГУ и 18 человек в Институте истории и археологии народов Дальнего Востока профессионально занимаются этой темой.

Я думаю, наш Круглый стол даст толчок к сближению, участит наши контакты, научные связи. Здесь присутствуют китайские коллеги — директор Центра по изучению России при Восточно-китайском педагогическом университете Фэн Шаолэй, профессор Шанхайской академии общественных наук Ян Вэймин и другие. Если мы будем чаще встречаться, контактировать, то наши связи и научные изыскания будут способствовать взаимному обогащению, научному и культурному. Я думаю, что уже пришла пора писать обобщающие совместные труды русских и китайских ученых на темы прошлого и настоящего.

А что касается этой книги, мы будем всячески стараться, чтобы труд Ван Чжичена и наших переводчиков — Л. П. Черниковой и Пан Чэнлуна — был опубликован!

М. В. Дроздов: Я хочу напомнить, что наш Круглый стол затрагивает не только тему истории, но и современности. Русская эмиграция в Китае 1920-40х годов оставила свой след в истории Шанхая, в истории северо-востока Китая.

Сейчас русских в Шанхае немного, но я думаю, что нам стоит задуматься над тем, сможем ли мы оставить свой след в истории этого города, который стал для нас родным. Мы — не эмигранты. Современная русская колония в Шанхае — это люди, приехавшие сюда по личным обстоятельствам, на работу или на учебу. Тем не менее, славные традиции 30-40-х годов нужно не только сохранять, но и развивать. Я предлагаю подумать над этим, и если у кого-то будут мысли и предложения, мы будем рады их выслушать и обсудить.

А теперь я предоставляю слово г-ну Фэн Шаолэю — директору Центра по изучению России при Восточно-китайском педагогическом университете. Насколько я знаю, этот Центр — единственный в Шанхае, специализируется на изучении нашей страны. Надеюсь, нам сейчас удастся получить более подробную информацию о его работе непосредственно из первых рук.

Фэн Шаолэй: Уважаемые господа, уважаемые друзья! Во-первых, я хотел бы вас поблагодарить за приглашение на эту интересную конференцию. Я очень рад, что узнал чрезвычайно поучительную и интересную историю о жизни и работе уважаемого профессора Ван Чжичена. Хотя я не историк, тем более, не занимался историей эмиграции, однако во многом согласен с мыслями, высказанными здесь профессором Ваном. Недавно мы обсуждали с академиком Меленковым распространение и развитие идей евразийства среди российских эмигрантов. Поэтому косвенно я знаком с этой темой тоже.

Несколько слов о нашем Центре и той работе, которую он проводит. Центр был образован в 1999 году на основе Института Советского Союза и восточноевропейских стран, существовавшего в Шанхае более 20 лет. На сегодня наш Центр — единственный подобный институт в системе образования Китая. Это значит, что мы смогли получить финансирование от Центрального правительства. Он активно работает, а это главное! За последние 3 года у нас проводились исследования по изучению современной (после 1991 года) трансформации России: что произошло, какие перемены, каковы универсальные результаты.

Главной идеей создания нашего Центра является проведение целенаправленных исследований трансформации российской цивилизации, российской культуры за последние 10 лет, изучение новых достижений России в разных сферах. Я думаю, что этот вопрос очень актуален для Китая.

В будущем году в нашем Центре готовится новая программа. Под руководством бывшего посла России в Китае господина Никоненко будет осуществлен большой проект, озаглавленный «Отношения России и Китая на современном этапе». Большая часть программы будет касаться истории взаимоотношений между нашими странами. Нам необходимо обратить внимание на проблему контактов и взаимоотношений российских эмигрантов и китайцев не только в прошлом, и не только в Шанхае, Харбине и других городах Китая, но и сегодня. Это даст нам возможность лучше и глубже понять исторические связи между нашими народами.

Именно поэтому еще раз хотел бы поблагодарить Русский клуб в Шанхае за знакомство с учеными из России и за то, что смог подробнее узнать о работе наших китайских историков. Я постараюсь использовать этот шанс для научного сотрудничества и расширения взаимоотношений между нашими учеными.

Л. П. Черникова: Хочу обратить ваше внимание на то, что профессор Фэн Шаолэй, политолог по образованию, прекрасный знаток английского языка, выучил русский язык самостоятельно.
М. В. Дроздов: Да, расширять научные контакты важно. Владимир Федорович Печерица как раз приехал со специальным поручением ректора ДВГУ наладить контакт между шанхайскими вузами и Дальневосточным университетом.
В. Ф. Печерица: Профессор Курилов, ректор нашего университета, просил меня пригласить видных ученых из Шанхая для чтения лекций по истории, культуре и экономике Китая. Наш Восточный институт при ДВГУ — признанный научный и учебный центр. Всего в нем проходят обучение более 800 студентов и аспирантов, трудится много сотрудников и преподавателей.
М. В. Дроздов: Насколько я знаю, там преподают не только язык, но и экономику, культуру, историю.
В. Ф. Печерица: Да, там изучают язык, историю, культуру, экономику и политическое положение Китая, международные связи и т. д. У нас есть своя аспирантура и докторантура. Хотелось бы, чтобы шанхайские ВУЗы направляли к нам на обучение своих аспирантов и докторантов, а мы бы направляли своих ученых и аспирантов к вам! Вот такой обмен очень важен для обеих сторон.
М. В. Дроздов: Предоставляю слово профессору Ян Вэймину из Шанхайской академии общественных наук.

Ян Вэймин: Профессор Ван Чжичен — мой большой друг, я его очень уважаю, как уважают его многие мои коллеги по академии. Он несколько лет провел в библиотеке за работой по сбору материала. Вот маленькая подробность, которая характеризует его подвижнический труд: праздник Весны — самый важный праздник для китайцев, но несколько лет подряд профессор Ван Чжичен этот праздник проводил в библиотеке. Хотя сейчас он уже на пенсии, но я желаю ему плодотворной работы над его будущими книгами.

Я хотел бы напомнить, что в Шанхае, в 1950-60-е годы, было много прекрасных русских (советских) специалистов, помогавших нам в области культуры и искусства. До сих пор китайцы испытывают большую благодарность к России за это. Множество, китайских драматических и киноартистов обязаны русским художникам и деятелям искусства, у которых они учились.

Когда я был на стажировке в Советском Союзе в Ленинградском университете, я посетил прекрасную русскую актрису, профессора Ленинградского института театрального искусства Лепковскую. Может быть, вы не слышали о ней, но в Шанхае почти все артисты и деятели искусства старшего поколения знают ее очень хорошо. Наши известные шанхайские артисты Цзяо Хун, Ян Хожун, Ли Дунчан и некоторые другие ласково называют ее «наша мама». По их просьбе в 1988 году я посетил ее, а вернувшись в Шанхай, опубликовал статью в газете «Наша культура» под заголовком «Русская мама» и поместил ее фото. Пришло так много откликов, что мне пришлось расширить этот рассказ, дополнив его подробностями. Но и после этого мне пришлось еще трижды дополнять и вновь публиковать этот материал.

Поэтому в ходе нашего Круглого стола у меня родилась мысль — нужно написать книгу, в которой необходимо рассказать о работе этих русских и советских специалистов, которые очень и очень многое сделали для нас. Именно они донесли до нас систему Станиславского. Их влияние заметно в современной китайской драме, кино, балете и музыке. Сейчас, кстати, многие русские опять работают в шанхайской хореографической школе, в консерватории, в Институте театрального искусства. До сих пор здесь живут русские специалисты, приехавшие в Китай еще в те давние годы. Скажем, в шанхайском театральном институте работает г-жа Ша Тинь, к сожалению, я не знаю ее русского имени, она недавно вышла замуж за китайца и поселилась в Шанхае. Ею переведено полное собрание сочинений Станиславского на китайский язык.

Следы русских эмигрантов можно отыскать и сейчас. Скажем, я нашел в Шанхайской консерватории фото и материалы о русском эмигранте С. С. Аксакове. Это уникальные материалы, которым нет цены.
Л. П. Черникова: Сергей Сергеевич Аксаков — правнук нашего великого русского писателя С. Т. Аксакова. Он оказался в эмиграции, работал в Шанхайской консерватории, был известным композитором, имел свою музыкальную студию в Шанхае. После второй мировой войны вернулся в СССР, жил в Минске.

Ян Вэймин: Влияние русских на китайское искусство и их помощь были так велики, что многие простые китайцы, а не только деятели культуры, до сих пор с большой симпатией относятся к русской музыке, литературе и искусству. Скажем, все китайцы старшего поколения знают множество русских песен, каждый раз поют их, когда встречаются.

О влиянии русского искусства можно говорить долго. Например, мой сын сейчас учится в Пекине в Центральном театральном институте, будет режиссером. Я удивляюсь тому, что китайские преподаватели дают им на занятиях материал лекций профессора Пулева, который в 1950-е годы преподавал в Пекине театральное искусство. То есть пекинские студенты и сейчас изучают систему Станиставского, которая была изложена русскими (советскими) специалистами.

В 1980-е годы я был в Харбине и видел там русские церкви. Наследие русских сохраняется и сейчас. Русское наследие легко заметить в китайском балете и в художественном изобразительном искусстве.

Моя главная мысль — необходимо составить такую книгу, описать и проанализировать вклад, который русские внесли в развитие современного китайского искусства и культуры. Однако у меня нет пока стратегического плана этой будущей книги. К тому же я работаю в Институте информатики, в котором, конечно, приходится много заниматься другими проблемами. Значит, придется работать самостоятельно, не имея официальной поддержки. На сегодня я обладаю большой информацией, но вот оформить ее в книгу — дело будущего. И, конечно, нужно всячески изучать и развивать связи между нашими двумя народами!

Л. П. Черникова: Я хотела бы только добавить, что мы обеспокоены судьбой русского Собора на ул. Синьлэ-лу в Шанхае. Там сейчас делают ночной клуб. Вместе с Ян Вэймином мы написали заметку об истории строительства этого собора. Сейчас эту статью взялся опубликовать один китайский исторический журнал.

Вот небольшая зарисовка, характеризующая этого замечательного человека. Ян Вэймин увлекся русским языком, еще будучи студентом. Он настолько был ошеломлен и восхищен прекрасным произведением А. Грина «Алые паруса», что позже дал своему сыну китайское имя «Алые паруса»!

М. Д. Дроздов: Действительно, русские (советские) люди, которые работали в Китае в 1950-60-е годы, оказали большое влияние на китайское искусство и на китайскую музыку и культуру и хорошо, что сейчас эта линия продолжается. Я хотел бы подчеркнуть неразрывность этого взаимодействия между русскими и китайцами здесь в Шанхае. Насколько я знаю, в Китае сейчас работают не только преподаватели и ученые из России, но и театральные деятели и даже тренеры, готовящие китайские сборные к международным состязаниям. По-моему, это то важное, что позволяет наладить наши отношения, лучше узнать друг друга, позволяет даже на уровне международной дипломатии решать очень важные вопросы, которые потом сказываются и на общем политическом курсе наших отношений.

Позвольте предоставить слово уважаемому профессору Цао Говэю из Восточно-китайского педагогического университета.

Цао Говэй: Я могу сказать только два слова в благодарность тем преподавателям, которые учили нас русскому языку. Им тогда было нелегко. Русская эмигрантка, преподаватель В. В. Замотаева работала в Институте иностранных языков, а такие фамилии белоэмигрантов и советских специалистов, как Кулеш, Псарёв и некоторые другие известны многим китайцам-русистам, учившимся в Шанхае в 1950-60-е годы!
М. В. Дроздов: Слово предоставляется русскому эмигранту, ныне американскому гражданину Александру Титову. Он родился и вырос в Шанхае. Как вам из дня сегодняшнего видится жизнь русских эмигрантов 30-40-х годов?

А. Титов: Мы все считались русскими эмигрантами — даже армяне, поляки, или грузины. Я — часть тех русских белоэмигрантов, которые в 1949 году уехали из Шанхая в другие страны. Всего нас было 10 тысяч. Из них 4 тысячи разъехались по разным странам, а 6 тысяч белоэмигрантов уехали на Филиппинские острова. Те, кто прибыли из Шанхая на Филиппины, впоследствии также разъехались: кто в Австралию, кто в Новую Зеландию, кто в Южную Америку. Только 2 тысячи из них отправились в США.

Когда мы жили в Китае, нам было трудно ассимилироваться с китайцами. Но дружба была. Было много китайских друзей. Мы уважали китайцев, они уважали нас. Так, например, была футбольная команда китайских полицейских. Они приняли в свою команду одного русского, который играл за эту команду. Он был им очень благодарен за дружбу и понимание. Затем он стал знаменитым спортсменом, а его сын играл за американскую команду на Олимпиадах.

Для нас Америка была мечтой, страной, в которой наконец-то можно будет нормально жить. Ведь мы жили здесь, в Китае, не имея гражданства. Было много русских и иностранных школ, в которых учились русские дети. Нас учили русской культуре, истории, а также французской истории и культуре. В английских школах мы изучали английскую историю и культуру. Но у нас не было прав, не было гражданства.

Под конец второй мировой войны, в 1945 г., когда в Шанхай прибыл американский флот, мы вдруг увидели, какой популярностью пользовались американцы! Америка тогда на нас влияла очень сильно. Весь Шанхай словно с ума посходил! Все мальчишки стали носить белые шапочки американского флота, джинсы и т. д.

Когда русские эмигранты приехали в Америку все старались побыстрее устроиться на работу, создать семью. Дальше было ехать некуда — конец нашей дороги. И вот только тогда мы и начали ассимилироваться. Что же случилось с русской эмиграцией? Она начала растворяться в американской среде! В этом многие видели большую проблему.

Я с уважением отношусь к труду профессора Ван Чжичена, но есть некоторые моменты, о которых никто не знает. Например, как сложилась судьба тех, кто приехал в Америку в 40-50 лет? Многие бывшие русские белые офицеры, прошедшие первую мировую и Гражданскую войну в Америке смогли работать только в качестве уборщиков в конторах или сторожами по ночам. Другое поколение — кто был помоложе — выучили английский язык и смогли найти более или менее приличную работу. Многие поступили в американские школы и колледжи, кто-то пошел служить в американские вооруженные силы.

Но что интересно, та русская эмиграция, о которой мы все знаем, о которой говорим, медленно уходит! Например, у моих русских друзей, а теперь американцев, дети пошли в американскую школу, но по субботам ходят в русскую школу изучают русский язык. Они говорят по-русски, ходят в церковь. Этим же детям к 14-15 годам приходится выбирать на каком языке продолжать обучение. Подавляющее большинство выбирают английский. Русский язык забывается. Им приходится жить в гуще американской жизни. Старые эмигранты хотят влиять на своих внуков. Хотят учить их своей культуре, своему языку, религии. Так, моя соседка водит свою внучку по воскресеньям в русскую школу, посещают они и русскую церковь. Однако недалек тот день, когда внучка спросит: «На каком языке мне учиться?». И снова выбор будет за английским.

Такова судьба тех, кто приобрел в лице Америки вторую родину! Вот она — ассимиляция! Так старая русская эмиграция медленно уходит… Так русские культура и язык медленно умирают в Америке…

Л. А. Бабаскина: В Шанхае, в Китае — то же самое!
А. Титов: Про новую русскую эмиграцию, которая только-только приехала в Америку, я ничего не могу сказать, не знаю. Сейчас много русских понаехало в Америку. Был у нас «Русский клуб», основанный русскими эмигрантами, там проводились всякие мероприятия: танцы, лекции, там ежегодно справляли Новый год и т. д. Новые русские эмигранты стали туда приходить, устанавливать свои порядки. Теперь туда старики больше не ходят. Жалко, но… что можно сделать?
М. В. Дроздов: Очень ценной мне представляется мысль А. Титова, что именно здесь, в Китае, сложилась действительно уникальная ситуация, когда русские эмигранты смогли не только сохранить, но и передать младшим поколениям русский язык, культуру, менталитет и т. д.

Слово предоставляется Л. А. Бабаскиной.

Л. А. Бабаскина: Интересно было бы продолжить эту тему. Что происходит с русскими детьми в Китае? Могу только подчеркнуть, что сейчас здесь складывается точно такая же картина, как и в Америке. Дети посещают китайские школы, китайская культура захватывает и сильно влияет на них, они забывают постепенно свою родину. А на тех из них, кто здесь родился и знает о России и русском языке лишь со слов родителей, влияние Китая еще больше! Поэтому, если, как уже упоминалось, в Шанхае откроется Центр русской культуры, это будет очень хорошо. Особенно для наших детей.

Когда я приехала в Шанхай, а это был 1966 год, канун культурной революции, в Шанхае была бурная жизнь, поскольку было еще много иностранцев. Если раньше, до 1949 г., основу многочисленной русской колонии составляли пожилые русские белоэмигранты, то ко времени нашего приезда здесь уже оставалось очень мало русских. В Пекине советская колония все еще была большой, а в Шанхае нас было всего четверо. Почему мы сюда приехали? Все вы, вероятно, знаете, что в 1950-60-е годы многие китайские студенты учились в Советском Союзе, получали образование в Москве и Ленинграде. Многие из них женились и потом привозили своих жен в Китай…

Русские тогда делились на «старых русских» и на «советских». Сейчас, конечно, может быть, это звучит странно, но тогда была такая обстановка — они боялись нас, а мы боялись их. Мы не знали, о чем они думают, какие у них мысли, что они замышляют, а они боялись нас, потому что были воспитаны в другой политической обстановке. Теперь это, конечно, воспринимается странно.

Из первой волны эмиграции в Шанхае до самой своей смерти остался жить лишь один русский старый эмигрант Александр Иванович Порошин. Когда он скончался, ему было 95 лет. Он родился в Харбине, родители его приехали на строительство КВЖД. Он себя считал китайцем, хотя хорошо говорил и по-русски, и по-китайски. Но общался больше с китайцами. Этот человек знал очень многое, и я ему всегда говорила: «Запишите то, что вы знаете и помните!». Но он говорил: «Писать правду я боюсь, а писать неправду я не хочу!». Это потому, что во время культурной революции он пострадал: лет 5 или 6 отсидел в китайской тюрьме. Он долгое время находился без гражданства и только в 1987 г. принял советское подданство и получил паспорт. Он всегда говорил, что, хотя паспорт у него советский, он считает себя китайцем, потому что он родился и вырос в Китае и ни разу не был в России!

Потом еще была такая семья белоэмигрантов Замотаевых, сама она работала в шанхайском Институте иностранных языков, преподавала русский язык, дочь ее потом там же преподавала, затем внучка. Такая вот преемственность семейная. Но время было такое, что мы боялись даже ходить друг к другу, обстановка во время культурной революции заставила всех «прижать» свои языки, не говорить много, не распространяться. Мы так вот жили и «варились в собственном соку», все вчетвером. Еще была здесь одна русская эмигрантка, «из старых», которая также преподавала русский язык. Надо сказать, что несмотря на сложную обстановку в Китае все-таки продолжалось изучение русского языка. Были студенты, и хотя они теперь ходили на занятия не каждый день, все-таки работа шла.

И я хочу подчеркнуть, что отношение китайского правительства и местной милиции к нам, в целом, было хорошим. Например, в то время почти все товары отпускались по карточкам. А вот для нас, для иностранцев, хотя мы и русские, и «ревизионисты» (это было время больших разногласий), карточек выдавали больше. Больше талонов на рис, сахар, мясо. Все-таки забота об иностранцах была налицо. То же самое можно сказать и об одежде. Если китайцам на талоны выдавали только нижнее белье, то нам на те же талоны можно было получить платье или даже пальто.

Когда я уехала из Советского Союза в 1959 г., в СССР, по нашим меркам, жизнь была неплохая. Все имели работу, жилье, зарплату и т. д. Я приехала сюда из большого города, из Ленинграда. Но здесь, в Китае сразу столкнулась совсем с другой культурой, с другой жизнью, с другим бытом.

И вот в течение всего этого времени, все-таки прошло более 40 лет, изменения в Китае произошли очень и очень большие. Уже давно ушла в прошлое карточная система, люди стали хорошо питаться и одеваться, жизнь сильно переменилась к лучшему. Виден большой прогресс. А сейчас, возвращаясь в Россию, для того чтобы навестить сына, мне почти не заметны перемены к лучшему у нас в России. Очень жалко это видеть, может быть, со временем что-то изменится.

М. В. Дроздов: Многие члены нашего Клуба отмечают, что в Шанхае они чувствуют себя как дома. Видимо, в немалой степени, за это нужно сказать спасибо нашим гостеприимным хозяевам, китайскому народу, который очень доброжелательно относится к иностранцам. Надеюсь, что наши участники скажут несколько слов о современном положении русской колонии в Шанхае.

Слово предоставляется А. Н. Крисскому.

А. Н. Крисской: …Я сам, присутствующие здесь М. В. Дроздов, С. С. Литвин и многие другие попали сюда случайно. Мы совсем не эмигранты и ничего общего с эмиграцией не имеем. Мы приехали сюда самостоятельно и сознательно. Всего нас в Шанхае сейчас, наверное, не более 300 человек. Интересно, какой должна быть критическая масса людей, и сколько человек должно быть, чтобы здесь образовалось настоящее российское, русское общество? К сожалению, на данный момент у нас нет практически никаких проявлений общественной жизни, ни о каких театрах или даже кружках говорить не приходится!

Если говорить на предложенную ведущим тему современности, то интересно, будет ли здесь со временем нечто большее, чем есть сейчас? Чтобы оставить какой-то след своего пребывания в городе Шанхае должно быть больше российских фирм, русского капитала и экономического присутствия, чем сейчас. Только тогда мы сможем говорить о каком-то «новом русском влиянии» на современный Шанхай.

В любом случае, большое спасибо всем тем, кто организовал этот Круглый стол. Лично я очень интересуюсь, с любительской точки зрения, историей русской эмиграции в Шанхае. Мне хочется узнать как можно больше о жизни русских эмигрантов: что они здесь делали, как жили, что чувствовали…

Другая тема, на которой хотелось бы остановиться, связана с изучением и совершенствованием китайского языка теми русскими, которые живут сейчас в Шанхае да и в Китае в целом. Я думаю, такого феномена нет ни в одной другой стране Азии. В другие страны иностранцы приезжают работать по своей специальности, как правило, без знания языка страны пребывания. Здесь же много учится наших студентов. Многие из них после окончания учебы нашли здесь работу. Есть много специалистов-китаеведов. Я думаю, что одним из первых шагов по расширению деятельности русского общества могло бы стать преподавание китайского языка для наших соотечественников, для тех, кто его не знает. Причем даже для тех, кто знает язык достаточно хорошо, такие воскресные школы были бы полезны. На самом деле, это очень важный вопрос, потому что я все больше и больше убеждаюсь в том, что без знания языка, без знания культуры ни о какой ассимиляции говорить не приходится.
М. В. Дроздов: Совершенно справедливо. Действительно, те русские, которые хотят погрузиться в китайскую культуру, обязательно должны хорошо знать язык и обычаи. И, может быть, поэтому нам сейчас гораздо проще находить с китайцами общий язык, чем нашим предшественникам, которые оказались совершенно случайно выброшенными на берег Южно-Китайского моря.

В. Ф. Печерица: Я хотел бы высказаться и развить несколько мыслей, которые так интересно изложил здесь А. Н. Крисской.

Он затронул больную тему: как маленькой русской диаспоре не потеряться, не раствориться в этой всемирной глобализации, в этой всемирной миграции населения? Мир сейчас идет к глобальному объединению, когда стираются грани между государствами, национальные отличия. И, конечно, обидно, в Шанхае сегодня живет почти 17 миллионов человек, а русских всего 300 человек — студентов и аспирантов мало, мало предпринимателей, людей бизнеса. Я думаю, со временем русско-китайские отношения укрепятся по всем линиям, по всем направлениям. Я надеюсь, что со временем русских здесь будет все больше и больше, и национальные отношения также будут укрепляться.

Я хотел бы еще кратко затронуть вот какой вопрос: здесь в Шанхае, как нигде, ощущаешь связь времен, связь поколений, связь наций, дружбу. А что может быть ценнее? Это бесценное достояние. И наш Русский клуб как раз призван к сближению наших отношений, к сближению наших культур и призван укреплять взаимопонимание между народами.

И еще. Сегодня в России идет второй Ренессанс, второе Возрождение, взрыв интереса к Китаю. Это в чем проявляется? Во-первых, Китай — это огромная страна, каждый четвертый житель планеты — китаец. Это страна XXI века, устремленная в будущее, страна, которая демонстрирует всему миру свои успехи во всех областях общественной деятельности: в науке, культуре, образовании. Страна, которая уверенно и динамично развивается. И мы удивляемся, до каких высот сегодня удалось довести Китай.

Раньше китайцы говорили: мы учимся у Советского Союза, у России. Сейчас среди нас, среди русских людей в России, все чаще раздаются голоса, высказывается мысль о том, что надо нам учиться у Китая, что сегодня Россия уже учится у Китая.

А поучиться есть чему! Современный Китай демонстрирует огромные достижения и стремительный экономический рост, и это на фоне России, где реформы идут очень медленно и неуверенно, а уровень жизни оставляет желать лучшего.

Я хотел бы закончить таким образом: российско-китайская дружба должна, конечно, укрепляться и в том числе с помощью Русского клуба. И мы все должны относиться к этому достаточно серьезно. Можно и нужно организовывать вот такие встречи, издавать свои статьи и иные материалы. Вот, сайт у вас есть электронный. Нужно собираться хотя бы один раз в месяц. И возможно ввести взносы, фонд создать. Какие формы будут общения — это можно все обсудить.

М. В. Дроздов: Спасибо. Мы обязательно будем работать в этом направлении. Дорогие друзья! Работа нашего Круглого стола подходит к концу. Вероятно, можно уже подвести какие-то итоги.
В. Ф. Печерица: Я предлагаю от имени Оргкомитета опубликовать материалы Круглого стола, который мы сегодня провели. Донести эти материалы до широкой общественности, прежде всего до русской общественности. Рассказать русским, что есть такой «Русский клуб в Шанхае», что он живет, развивается, строит планы и работает на укрепление русско-китайских связей.

И еще хотел бы пригласить всех участников Круглого стола на конференцию «Русские соотечественники за рубежом», которая будет проходить в сентябре 2003 года во Владивостоке. Это уже третий подобный форум. Мы вам обязательно пришлем приглашения и будем рады видеть в нашем городе. Проводит его краевая администрация Приморского края, на высоком уровне. К нам приезжают ученые из Москвы и Ленинграда, из Российской Академии Наук, а также гости со всего мира — из США, из Австралии, Новой Зеландии. Старые эмигранты. К сожалению, из Китая до сих пор никого не было. Последние встречи прошли в 1999, 2001 году, следующая — в 2003 году.

Еще я хочу поблагодарить всех и особо поклониться уважаемому профессору Ван Чжичену, который совершает подвижническую работу. Он многое за нас делает, во имя нашей российской истории, культуры, воссоздает трагические страницы нашей истории, в том числе истории русской диаспоры в Китае. Спасибо всем!

М. В. Дроздов: В свою очередь, я хочу поблагодарить всех участников нашего Круглого стола, которые не пожалели своего личного времени и пришли сегодня, на эту встречу невзирая на то, что сейчас в Китае праздничные дни да еще и воскресенье. Так что вы тоже совершили подвижнический поступок. Спасибо вам всем большое. Нам нужно чаще встречаться, больше общаться, и тогда наши отношения и взаимопонимание будут улучшаться с каждым разом.

На этом позвольте официальную часть нашего Круглого стола считать закрытой и перейти к неформальному общению. Спасибо всем!
Звучат продолжительные аплодисменты присутствующих.

Протокол с видеозаписи сделала
секретарь Русского клуба в Шанхае Л. Черникова