Автор: Ирина Бронова
«…Ворота его не будут запираться
днем, а ночи там не будет…»
(Откровения св. Иоанна Богослова)
Плещущие синие волны у пахнущих мокрым деревом мостков. Лодки, глухими, мерными толчками бьющиеся о неровные столбы причала. Надо всем этим — белокаменные стены Соловецкого монастыря, отражающиеся и в озерных водах, и в опрокинутых небесах.
Соловкам выпала тяжкая участь преодолевать в течение долгих лет насильно навязанную роль губителя людских судеб… В Соловецком монастыре, ведущем свою летопись с конца XIV столетия, православие, подвергнутое почти вековому испытанию, покойно и величаво хранит вечные истины на краю небес. Суровость северных мест определяет ритмы размеренного, неторопливого жизненного уклада. Здесь, где «небо сходится с землей», сама природа предоставляет возможность беспокойному племени человека обрести душевное равновесие. Природа, так отторгаемая человеком от себя, неистово стремящимся «не ждать от нее милостей», прощает его, укрывая от горестей и напастей, создаваемых им самим. Вдумчивое обращение к категориям высокого бытия, будь то истина, добро, служение, вера, память — требует погружения в собственный мир сознания, отторжения суетной, беспокойной жизни. И тихий призыв Бога к человеку «Ты мой…» отзовется нравственно осознанным человеческим «Я твой…» Триединство Земля-Человек-Бог отражает безусловное содержание жизни — «… и если безумно не верить в Бога, то еще безумнее верить в него наполовину…». Последовательное осуществление веры в Бога и веры в человека ведет к «…единой полной и всецелой истине Богочеловечества…». Каждый из нас, вымащивая на свой лад дорогу к храму, чувствует желание благоукрашения мест, выбранных для духовного совершенствования. Соловецкие земли обрел нам св. Зосима. Вынесшие проверку временем и забвением, гулкие звуки колоколов звонниц Соловецкого монастыря собирают нас у старых порогов на встречи с памятью.
Узнаваемость черкасовских полотен складывается из множественности нравственных обретений, которые приносит каждая из его персональных выставок. Неслучайность, закономерность возникновения новых мотиваций и постоянное развитие, выявление глубинных, ранее скрытых образов умножает понятийный смысл постоянно происходящего процесса «оправдания добра».
Остранение, свойственное вообще работам Сергея Черкасова, в данном контексте принимает совершенно особенные формы. Странность восприятия человеком черкасовских пейзажей связана не только с влиянием этой определенно «вне-личностно»-существующей среды на состояние зрителя, наблюдающего ее извне, но также в отождествлении личности с этой средой, с этим нескончаемым днем, с этими синими просторами, с этим заоблачным краем. Мы погружаемся в бесконечную синеву сливающихся с горизонтом небес, в призрачные туманы, затопляющие жемчужно-дымным светом улицы города, нас ослепляют внезапно вспыхнувшие, ярко расплескавшиеся по известковой поверхности желто-оранжевые брызги, и притягивают тускло-лиловые, тягучие тени, стелющиеся по морщинистой каменной кладке стен… Обособленность, особенность изображения у Сергея Черкасова снимается возможностью существования в условно-зримом пространстве просветленных, ветреных пейзажей. Происходит снятие границ между «Я» и «не-Я», осуществляется «сочувственная связь живых существ… согласие однородного…» ((В. С. Соловьев. Чтения о богочеловечестве. Духовные основы жизни. Оправдание добра. Мн: Харвест. 1999.))
Длинный-длинный день. День беконечный. День, преодолевший ночь и вышедший за пограничную черту сумеречного вечера… День, светло и мягко длящийся под защитой неярких солнечных лучей, рассыпавшихся по седой замшелости камней быстрыми, легкими мазками… День, сумевший не погаснуть на полотнах новой серии работ Сергея Черкасова.