Русский клуб в Шанхае

Как  протекает жизнь современного гражданина-китайца из более или менее зажиточного элемента.

Прежде всего, отметим, что в городах побольше, дома для себя теперь строятся, преимущественно, в европейском стиле.

Европейцы, живущие в Пекине, например, больше держатся за старо-китайский стиль жилых построек, чем китайцы.

Европейцы в Пекине, где «кулер-локаль» все еще всевластно доминирует, несмотря на соседство с отъединенным от остальной древней столицы городком сугубо европейского, трогательно старомодно-европейского «посольского квартала», стараются селиться в условиях, a la Китай.

Это значит, что снимается, за баснословно дешевую плату целое поместье в лабиринтах бесконечных «ху-тунов», узких, после сильного дождя часто непроезжих, едва замощенных пекинских переулочков, отгороженное от соседних зданий низким глухим забором, который скрывает все, что находится внутри.

В заборе  имеются ворота, — тяжелые двери из толстых, старых досок, на железном или чаще медном засове. Ворота увенчаны иногда небольшой, но тоже тяжелой, типично-китайской, крышей, с характерно-загнутыми  вверх  краями.

После унылого переулочка, то пыльного, в палящий летний день, то замерзшего под дождем, в месиве непролазной грязи, вы попадаете чаще всего в садик, где сразу вас охватывает  тишина, зелень платанов и акаций, где уши ваши наполняются немолчным звоном цикад, без которых нельзя представить себе летний Пекин и сразу вы чувствуете себя если не в другом мире, то в полном отмежевании от обычного городского мира Пекина. Здесь дом не «крепость» обитателя его, а место уединения и покоя.

Вместо одного дома, как во всем остальном мире, в Пекине перед Вами ряд домов. Земли здесь не жалели, потому и раскинулся, на такие пространства, этот удивительный город, влюбляющий  в себя иногда чужестранцев до того, что они забывают родину и остаются здесь до конца дней своих.

Каждый  пекинский дом – низкий, в один этаж, с китайской, крытой черепицей,  крышей, с китайскими, четырехугольником, окнами, затянутыми, вместо стекла, — рисовой бумагой, причем эта бумага идет за деревянным переплетом  иероглифического узора, играющего роль оконной рамы.

В доме одна, две, много три комнаты и часто в одном «доме» у богатого иностранного резидента Пекина – столовая, в другом доме, через каменную дорожку гостиная, в третьем спальня и детская.…Так же, конечно, живет и большинство зажиточных китайцев, у которых европейцы снимают описываемые нами дома-поместья.

Современных, вообще европейских, удобств никаких, а если имеются, то они оборудованы европейцами, но, зато, всюду и везде, есть электричество, как электричество есть во всех, сколько-нибудь крупных, городах Китая и даже в соседних с большими  городами деревнях – китайцы очень любят свет, используют массу электрических лампочек, при свете спят, при слепящем свете электрических иллюминаторов торгуют, кушают, слушают музыку, читают, отдыхают, зная цену самым слепящим, самым потрясающим и ошарашивающим световыми эффектами рекламам.

Но сами китайцы все-таки теперь любят селиться, где можно, в домах европейской  постройки, любят жить  в концессиях, в условиях прочного порядка, поддерживаемого иностранной полицией, строят в концессиях себе особняки и виллы, быстро привыкают, входят во вкус современных технических усовершенствований городской и домашней санитарии.

Причем, как народ древней культуры, они не перенимают новшества «по обезьяньи»,  а как-то естественно и по праву, просто и умело переносят в свой  быт блага европейского материального прогресса.

Вот вы живете в террасах, дом в дом с китайцами, иногда вы один, с вашей европейской квартирой, вкраплены в китайскую среду и ни они на вас не обращают внимания, ни вы не чувствуете каких-либо неудобств от того, что слева и справа от вас, перед вашей квартирой, сзади нее, всюду и сплошь, помещаются китайские семьи.

Вы живете так месяц, год, два и даже не отличаясь наблюдательностью, становитесь, в конце концов, осведомленным, как и чем живет этот, столь отличный, в общем, от нас во всех своих путях мышления, быта, мировосприятия, мироощущения народ.

Китайцы любят обстановку, знают цену обстановке, ставят охотно в дома европейскую мебель, теперь все чаще обставляют то гостиную, то спальню в стиле ультра модерн.

Но гораздо характернее для китайцев в их домах некоторая пустота в обстановке – у них нет культа предмета, обожания  старой вещи, нет преклонения перед «дедовским креслом» или перед диваном только потому, что он «отражает» ту или иную эпоху или сделан в царствование такого-то императора. Только коллекционеры или антиквары по профессии вырабатывают в себе преклонение перед старинными вещами.

Пустота в помещениях, что особенно чувствуется в просторных приемных,  до некоторой степени возмещается красными досками  под потолком, на которых причудливая вязь золотых иероглифов свидетельствует о заслугах и добродетелях хозяина, которому такая доска могла быть поднесена сослуживцами, подчиненными, благодарными клиентами или просто заботливыми и внимательными друзьями.

А то, просто, с потолка спускаются вдоль стен полосы свитков на которых начертаны, черным по белому, мысли древних мудрецов, а за последнее время, в домах преданных поклонников нового режима, со стен от потолка к полу бегут цитаты из книг «отца китайской революции» Сун Ят-сена.

Китаец видит в иероглифе не только то смысловое понятие, которое иероглиф в себе заключает, но ещё и картину изображения мыслей графическим путем, полный тайны символ или подлинную тайну до предела сконцентрированной  и углубленной души.

Китаец может внимательно и удобно всматриваться в начертание линий, ища в них, помимо явного, особый тайный смысл который любили и умели вкладывать ученые каллиграфы прошлого в свои замысловатые писания.

В китайском доме есть, как и у нас, прислуга. Чем дом богаче, тем прислуги в нем больше – прислуга, которая готовит пищу, которая ходит за детьми, стелет широкие, под балдахинами, постели, исполняет черную работу. Но у китайцев нет такого резкого деления прислуги по профессиям, как в Европе – лакей, дворецкий, нянька, гувернантка и т.д.

Однако у прислуги у самой есть свои традиции – исполняющий чистую работу бой, не станет делать черную работу за кули, и часто норовит этим кули командовать, отдавая распоряжение в той же манере безапелляционного приказа, как это делают ему его господа.

Прислуга в китайском доме есть прислуга, не члены семьи, но социальные перегородки между нею и хозяевами не так высоки, как у иностранцев, обращение более простое, отношения более ровные, чем у нас.

Прислуга у европейцев, живущих в Китае, как прислуга во всем остальном мире, работает, в общем, столько, сколько принято работать за то скромное жалование, которое ей платится. Повар, умеющий  готовить, получает в пределах от 20 до 40 мекс. долл., бой от 18 до 25 и 30, на своих харчах, шофер долларов сорок, кули 10-15, цифры эти очень относительны, варьируются в зависимости от города, от колебаний спроса и предложения и даже  сезона.

В Шанхае есть первоклассные, богатейшие отели, в которых «бойки» получают всего по восемь долларов жалования в месяц, остальное подрабатывая чаевыми, тоже, в общем, скромными.

Но в  китайских домах прислуга получает меньше, чем в европейских, а работает больше.

Может быть это объясняется тем, что китайцы, лучше умеют подбирать себе прислугу.

Готовя пищу китайцы (речь идет все время о людях среднего достатка, которых большинство), предпочитают пользоваться китайскими жаровнями, реже ставя газовые или электрические плиты.

Мужчина в доме доминирует. Он по утрам уезжает на службу в контору, в банк, на завод на рикше или на автомобиле. Дома без него остаются и почти всегда находятся налицо – женщины, дети, прислуга. Вернувшись со службы глава семейства или отдыхает или, по достатку, идет развлекаться, забирая жену, но подчас и детей.

Гости бывают, но «забегание» одной дамы к другой даме, в промежутке между посещением магазинов или, просто, от нечего делать, не принято, как у нас.

Дома все домашние в общем целый день работают, отдыхают только вечером: готовится пища, моются полы, почти всегда в доме же стирается белье, которое тут же вешается для просушки на длинных бамбуковых шестах. Женская прислуга – амы, шьют, чинят, штопают; если нужно поставить новую подметку, приглашается бродячий сапожник.

А когда день трудов закончен, когда все насытились вечерним «чи-фаном», то, в теплую погоду, все выходят посидеть около своих домов, причем, в этом случае, прислуга нередко сидит, хотя и в некотором отдалении, но тут же, вместе с господами (словно, кстати сказать, совсем неприложимое  к  китайскому быту).

Китайцы любят не столько музыку, сколько звуки, поэтому граммофон или радио не может с раннего утра играть веселые мотивы, фокстрот или мелодию из популярной голливудской  поющей картины.

Очень любят играть китайцы в мачжан – своеобразный шум тасуемых на столе костяшек этой увлекательной  игры, которая иностранцев может втягивать в свой азарт с не меньшей силой, чем китайцев, слышен и из китайских квартир и из-за стен закрытых на ночь китайских лавок; «режутся» в «мачжан» иногда всю ночь напролет, до самого утра.

Китайцы очень азартный народ.

Вообще, у новичка в Китае может создаться впечатление, что китайцы это  «бессонная нация» — они поздно засиживаются за мачжаном, поздно кончают парадные ужины, любят посидеть с «синг-сонг герлами», как здесь все зовут певичек; молодежь, в особенности, подолгу засиживается в дансингах, до полицейского часа.

Но это не совсем и не всегда так, потому что рассеянный образ жизни ведут  процентов двадцать городского населения – обладатели легких денег, просто бездельники и беспечные люди, — люди, живущие нетрудовым доходом, проживающие наследство и тому подобное – весь же пласт городского, не говоря уж про деревенское население, идут спать между 9 и 10 час. вечера и встают «с петухами», во всяком случае очень рано.

У китайцев в отношении еды нет такого резкого различия сервируемых блюд, как у нас – утром одна пища, в поддень другая, обед отличается от ужина и т.д. Они и утром, часто, вкушают то же самое, что под вечер. Непременной и существенной частью всякой еды у большинства населения является питательный и неприедающийся им рис.

Китайцы довольно охотно пускают в свои дома постояльцев, снимающих комнаты. Иногда в комнате селится, в зависимости от достатка, целая семья, иногда живут по двое по трое молодых студентов или девиц, учащихся в разного рода средних, полусредних и высших учебных заведениях.

Имущество у таких студентов состоит из пары чемоданов, кроме китайского одеяния есть у тех, кто побогаче, два-три  китайских костюма, связка книг, немудрые картинки, чтобы повесить на стену и эта молодежь, которая воспитывается, кроме школы, главным образом на кинематографе, не прочь распевать дома в свободное  время фокстроты. Они  веселые ребята, довольно  общительные, в портовых городах почти все они говорят или объясняются на английском языке, вкусив обильно от благ и зол европейской цивилизации.

Но учение и внешнее благонравие в домашнем быту может отлично уживаться с исповедованием  крайних политических убеждений, с печатанием коммунистических прокламаций на самодельном гектографе и даже с  расклейкой их, на заре, по улицам иностранных концессий, где это гораздо  мягче наказуется, чем, подчас, на китайской территории, по соседству.

Статистика  последних лет показала, что настроения китайского студенчества  резко изменились влево, что те, кто в 1927 году безоговорочно стояли на стороне национальной партии Гоминдан, генерала Чан Кайши, теперь, тайно или явно, исповедуют коммунистическую идеологию.

Сказывается это даже на внешнем облике – немногие, но все-таки, довольно часто в городах попадаются молодые адепты московской веры, которые и на жарком юге носят сапоги бутылками, под московских революционеров, отпускают волосы на голове не то под Карла Маркса, не то под Добролюбова и хранят в чемодане, старательно упрятанными в укромный  уголок, открытки с изображением Ленина и Сталина.

Поворот городской молодежи  к  коммунизму  объясняется, с одной стороны теми интригами и настроением в верхах правящей партии, которые стали хроническим явлением на протяжении последних пяти-семи лет, а также и тем, вполне естественным, духом молодого задора, протеста и экстремизма, который свойственен молодежи вообще и всегда во всех странах.

Заканчивая главу о быте городского, среднего класса, необходимо упомянуть, что китайцы любят ходить в магазины и довольно щедро в них покупают, хотя вообще то, они очень расчетливый и, насчет трат, осторожный народ: у них есть две крайности: скряги и моты.

Китайцы, как ни как у себя в стране патронируют, буквально, десятки тысяч магазинов, магазинчиков и лавок, в которых число приказчиков и мальчиков на обучении всегда больше, чем покупателей и которые, все-таки, тем не менее, существуют годами, бесспорно извлекая какую-то прибыль, несмотря на свирепую конкуренцию соседей.

В Китае, и до сих пор во многих городах существуют специальные кварталы, даже целые улицы, которые торгуют предметами одного  порядка – улица мебельных магазинов, улица художественных вещей «кью –pio», улица магазинов, торгующих исключительно мануфактурой и т.д.

В Шанхае, на Ейтс род, например, один за другим тянутся известные среди модниц лавки нижнего, шелкового, дамского белья, вырабатываемого по последним парижским моделям.

Не могут пожаловаться на свои дела и большие универсальные магазины, которые  приобретают товары из первых рук, многие товары импортируют из Европы и Америки, и клиентами которых являются не только массовый, китайский покупатель, но и все большее количество иностранцев, в особенности из числа наших соотечественников. Эти универсальные магазины почти всегда ставят цены хотя и немного, но все-таки, ниже, чем в иностранных торговых предприятиях.

Хочется в заключение отметить также, что городские китайцы большие поклонники парфюмерии и разные благовонные запахи играют значительную роль в домашнем быту населения.

Существует специальная уличная профессия по продаже бутоньерок пахучего, даже пряного, китайского цветка «ба-ле-хо», который женщины вкладывают в волоса, мужчины носят в петличках халатов, у ворота, а, некоторые, просто держат в руке, и время от времени, жадно вдыхают.

Китайская женщина умеет ценить и понимает толк в косметике, китайские мужчины, в особенности те, кто помоложе, даже «бои» в домах увлажняют волосы на голове пахучими мазями, так что на диво правильные проборы городских франтов  почти всегда блестят бриллиантином и распространяют сладковатый аромат пряной китайской парфюмерии.