Русский клуб в Шанхае

с такой мечтой приехали в город своей молодости русские «шанхайцы»

Встреча членов «Русского Клуба в Шанхае» с этими пожилыми людьми, потомками эмигрантов, состоялась благодаря счастливой случайности. Трое мужчин и две женщины излучали доброту и радость. Что так обрадовало их, что привело в этот далекий азиатский город? Для действующих бизнесменов они были староваты, для туристов — в самый раз, но глаза их светились слишком ярко, голоса звучали возбужденно, чего никогда не встретишь ни у расчетливых бизнесменов, ни у пресыщенных впечатлениями туристов. Наши знакомцы выглядели не просто респектабельно и беззаботно, как это бывает у богатых туристов-иностранцев, они словно находились в эйфории, «наслаждались» шанхайским времяпрепровождением. Они радостно спорили между собой, называя улицы и районы города на французский лад, используя в своей речи словечки давно забытых времен.

Супруги Николаевы (Михаил и Ольга) и супруги Титовы (Игорь и Ольга) с братом Александром приехали в Шанхай из Американских Соединенных Штатов (так они назывались в 1930-е годы). Они русские и говорят на классическом русском языке начала ХХ века, без той досадной «засоренности», которая присуща языковой среде сегодняшних россиян. Старшему из них — Михаилу, уже 80 лет, другим, не намного меньше, но в это трудно поверить, так как выглядят они очень бодро и больше 60 им дать нельзя. Зачем приехали? О, конечно, они могли бы поехать посмотреть Россию (с этим сейчас проблем, слава Богу, нет) — страну-мечту, вожделенную Родину, куда так стремились вернуться их родители, и куда путь был заказан, ибо участие в Белом движении навсегда закрыло для них дорогу назад. Но эта неизвестная далекая родина была для них, эмигрантских детей, лишь несбывшейся мечтой, иллюзией, туманом, и мало грела душу.

Что же касается Шанхая и Китая — тут для них все по-другому. Пройти по улицам города, где провел детство и юность, — что может быть лучше? Вернуться в город прошлого, — сказали наши знакомцы, — это все равно, что вернуться в свою молодость. Осталась только память о том, далеком Шанхае. Огромные перемены в городе за последние 50-60 лет так резко изменили лицо города, что уже трудно найти улицы и дома, где родились и выросли.

Главным рассказчиком оказался Михаил Николаев, человек инициативный и деловой, взявший нашу беседу в свои организаторские руки. В нем чувствовалась подтянутость и военная выправка, разговор касался разных вопросов, но ни разу он не сбился с темы, ясность и четкость изложения приятно поражали. Супругам Николаевым, Михаилу и Ольге, когда они 52 года назад покидали Шанхай, было соответственно 27 и 25 лет. И хотя на руках у них было уже двое детей, их полная разнообразных событий жизнь фактически только начиналась.

Михаил Витальевич коротко рассказал об истории появления русских эмигрантов в Китае и Шанхае. В конце 1922 г. остатки колчаковской и приморских частей Белой армий, погрузив на 30 военных кораблей более 9 тысяч человек гражданского населения и военных, отплыли из Владивостока в поисках лучшей доли. Отдельные бригады их отправились в Китай, Корею, Японию. После нескольких остановок в промежуточных портах, часть кораблей добралась до Шанхая.

Однако Шанхай принял нежданных пришельцев негостеприимно. Мало того, что на голову властям свалилась такая куча народу, — она была большей частью вооружена, корабли находились в боевой готовности, а трюмы были полны оружия и боеприпасов. Власти Шанхая отказали командующему флотилией генералу Глебову в праве на высадку не только военного контингента, но и мирного, гражданского населения. Кораблям предписано было покинуть Шанхайский порт в 24 часа.

Измученные долгим путем отчаявшиеся беженцы не могли двигаться дальше, а наличие оружия давало им шанс требовать помощи и искать сострадания у международного шанхайского сообщества. Впоследствии русские корабли с беженцами (среди которых было много женщин и детей) простояли на шанхайском рейде 3 года; люди жили на кораблях, испытывая лишения и болезни. За это время немало людей умерло, не выдержав ужасающих условий корабельной жизни.

Поначалу, никому до этих людей не было никакого дела. Постепенно на кораблях кончилось топливо, продовольствие и питьевая вода. Только благодаря мужеству и решительности генерала Глебова, сумевшего продать несколько кораблей, — беженцы смогли получить все необходимое. Кроме того, благотворительные организации международного Шанхая также оказали помощь. В дальнейшем русские эмигранты небольшими партиями смогли (и легальным, и нелегальным путем) покинуть корабли и осесть в городе.

— Мои родители, — рассказывает Михаил, — были людьми простыми, но с образованием. Мы из Владивостока. Мой отец ингуш, кавказец. Мать украинка. А я, соответственно, русский.

Мой дед по отцовской линии служил в личной охране императора Александра Ш. Тогда в Санкт-Петербурге, — говорит рассказчик, — на службе царя находилась так называемая «Дикая дивизия», состоящая из кавказцев. Эта дивизия несла гарнизонную службу в городе, а лучшие ее части выполняли функцию охранного конвоя (его называли горским конвоем). Горцы, лучшие солдаты в тогдашней армии, не отходили от царя 24 часа в сутки. Александр III любил кавказцев, доверял им всецело. Когда у него было хорошее настроение, он даже мог посадить их за свой стол, вместе с ними обедать. Император, чтобы приблизить этих людей к себе еще больше, предложил кавказцам креститься, принять христианство. Они не могли отказаться, ибо были хорошими служаками, но вынуждены были взять отпуск и мой дед приезжал в свое родное село к мулле просить разрешения покинуть мусульманскую веру. Отцу в это время было всего 7 лет, его тоже крестили.

Во время Первой Мировой войны отец воевал, позднее он часто повторял мне: «Я — солдат, младший унтер-офицер». Получив контузию, он был освобожден от военной службы, затем перешел в полицию, в уголовно-розыскное отделение. Впоследствии я также попал на службу в полицию международного сеттльмента (часть Шанхая, находящаяся под властью английских колониальных и американских войск), так что привычка к службе и армии у меня наследственная. Мой отец умер в 1950-е годы в Австралии.

Мать была домохозяйкой, как и большинство русских женщин. Я очень благодарен своим родителям, особенно матери, за то, что они тянулись изо всех сил, чтобы дать мне образование. Мать нанималась на поденную работу стирать и убирать квартиры богатых людей. Это давало ей возможность зарабатывать несколько долларов в день, чтобы заплатить за мою учебу в Реальном училище, где преподавали английский, французский и китайский языки. Этот колледж давал перспективы получить работу в Шанхае. Впоследствии благодаря хорошему знанию языков я смог добиться высокооплачиваемой работы в Шанхае.

ADMINISTRATION MUNICIPALE DE LA CONCESSION
FRANCAISE De Changhai

ФРАНЦУЗСКИЙ МУНИЦИПАЛЬНЫЙ КОЛЛЕДЖ

11 Рут Валлон ОТКРЫТИЕ КОЛЛЕДЖА Телефон 31555

Занятия во Французском Муниципальном Колледже начнутся в 8-30 утра в понедельник 19-го ноября

ПЛАТА

Плата должна вноситься вперед во Французский Муниципальный Колледж.
Детский сад и подготовительное отделение 6 $ в мес. (от 4 до 7 лет).
9 и 8 класс: 9 $ в месяц (от 7 до 9 лет)
7 и 6 класс: 11 $ в месяц (от 10 до 12 лет)
5, 4 и 3 классы: 14 $ в месяц (от 13 до 15 лет)
2 класс 20 $ в месяц (от 15 до 17 лет)
КНИГИ продаются по себестоимости или могут быть взяты напрокат (от 1 до 2 $ в месяц). Счет за книги и т.д. будет представляться в начале каждого месяца, и должны оплачиваться вместе с платой за право учения вперед за месяц.

СКИДКИ

20 % за второго брата или сестру, 25 % за третьего и 30 % за четвертого и больше.

ПРОГРАММЫ И ИНФОРМАЦИЯ

Директор школы Ч. Гробуа будет принимать родителей ежедневно с 10 до часу дня или по предварительному соглашению.

По распоряжению G. ARNOUX, Acting Secretary

Объявление в газете «Шанхайская Заря». 12 сентября 1929 г. — С.1.

Жили мы в районе «Нахаловки». Так назывался район, где компактно селились русские и китайцы. Расположен он на территории Французской концессии (часть Шанхая, находящаяся под властью французских колониальных войск), недалеко от нынешней Хуайхай-лу. Мы жили в так называемом «бординг-хаузе», в квартире № 513, окнами, выходящими на улицу. «Бординг-хауз» — это нечто вроде большой квартиры или частного дома, поделенного на комнаты сдававшиеся частным жильцам. Небогатые семьи все снимали такие комнаты.

— А как тогда жили китайцы? Почему они жили на территории сеттльмента или концессии, позволялось ли им это?

— Конечно, позволялось. Китай находился в полуколониальном положении. Шанхай, например, был разделен на 3 части — Самоуправляющийся китайский город, Международный Сеттльмент и на Французскую концессию. Все три части управлялись собственными муниципальными властями, поэтому если возникали вопросы общегородского характера, власти всех трех частей садились за стол переговоров. Китайцам когда-то было запрещено жить на иностранных территориях, но с конца 19 века этот запрет стал не таким строгим, а после Первой Мировой войны и вовсе мало кем соблюдался. Китайцы первоначально сами искали убежища на территориях, контролируемых иностранцами — здесь было безопасно (в Китае шла непрерывная гражданская война), здесь же можно было получить работу, благотворительную помощь и даже бесплатную медицинскую помощь. Это не значит, что иностранцы помогали всем, но шанс найти пристанище и кров все же был. Поэтому китайцы сюда стремились. Живя здесь, они обслуживали дома иностранцев, открывали свои магазинчики и мастерские, харчевни и китайские кондитерские, они были прекрасными мастерами и помощниками. Вообще китайцы по характеру и образу жизни совершенно неприхотливы, их труд всегда был дешев и надежен.

Из материалов «Шанхайской Зари»:
«Сперва на шанхайском сеттльменте жили только иностранцы и те китайцы, которые держали там лавки для снабжения иностранцев всем необходимым. Китайцы не могли не только строить дома для сдачи внаем, но и не имели права сдавать внаем в отведенных им домах комнаты другим китайцам. Эти правила сохранились в силе на протяжении 8 лет существования сеттльмента, когда на его территории, по данным 1853 года, проживало всего 500 китайцев, теперь уже их число перевалило за миллион… Но на протяжении этого 1853 г. деятельность тайпинов в районах, приграничных с Шанхаем, заставила многих китайцев искать убежища и защиты на сеттльменте. Тогда бунтовщики, называвшиеся отрядом «малых мечей», захватили территорию китайского Шанхая и уже в следующем году вместо 500 на сеттльменте отмечается проживание 20 000 китайцев. Земельное положение в части, касающейся ограничений китайского правожительства на сеттльменте, было пересмотрено и с 1855 г. китайцам было разрешено невозбранно, по собственному желанию и, не спрашивая властей, селиться на сеттльменте… С 1911 г., когда разразилась революция и пал трон богдыханов, и все последующие годы затянувшегося на 20 лет междоусобия, население Шанхая продолжало быстро пополняться за счет тех беженцев из разных частей страны, которые здесь искали спокойного существования, имущественной и личной безопасности».

Шанхайская Заря. 16 января 1934 г. — С. 3.

— Другое дело, — продолжает Михаил Николаев, — что китайский народ тогда был придавлен иностранщиной, чувствовал себя некомфортно и даже бесправно в своей собственной стране. Китайцы не могли обратиться в суд с жалобой на иностранца — последнего судили по законам того иностранного государства, гражданином которого он был. Так, дело англичанина рассматривалось в Британском суде, немца — в немецком, француза — во французском.

Бесправность китайцев можно проиллюстрировать одним примером. В 1930-е годы в Шанхае существовало множество стадионов и спортивных площадок. Китайская футбольная команда могла играть на поле «Це-цяо» и на «Каннидроме», но никогда — на «Рэйс-корте». На самом деле китайские футболисты были прекрасными игроками, имели 2 большие известные команды. Так на «Каннидроме» они зачастую брали чемпионат Шанхая и всего Китая. Было такое правило: «Рэйс-корт» — только для иностранцев». А когда они выезжали за рубеж — играли в Европе, в Америке — показывали блестящие результаты, их ценили, но, возвратившись на родину, они вновь превращались в «людей второго сорта».

Из материалов «Шанхайской Зари»:
«… Известный китайский спортсмен-футболист Г. Т. Юй — тренер футбольной команды Чинанского университета и известный футбольный игрок. Около 10 лет назад Г. Т. Юй был лучший «хавбек» города и играл в футбольной команде университета Св. Джона. Затем он перешел в хорошо известную команду «Ло-Хва», которая брала в течение ряда лет чемпионат Шанхая. Вместе с этой командой он выезжал в турне по Австралии и Южным островам…».

Шанхайская Заря. 23 января 1934 г. — С. 5.

Из материалов «Шанхайской Зари»:
«Популярная в Шанхае китайская команда «Ло-Хва» на днях покидает Шанхай, направляясь для спортивных состязаний в футбол в Канаду, Англию и Северо-Американские Штаты. По дороге в Америку команда будет играть 12 матчей на Яве. Команда пополнена лучшими игроками других китайских команд, и уезжая в гастрольное турне, надеется возвратиться к этому сезону футбольной игры в Шанхае».

Шанхайская Заря. 11 июня 1930 г. — С. 4.

Из материалов «Шанхайской Зари»:
«…Китайская общественность не может примириться с тем обстоятельством, что на «Рэйс-Корсе» лужайки предоставляются всем национальностям, кроме китайской. Советники муниципалитета международного сеттльмента получили заявление, в котором указывается: «Китайцы являются настоящими владельцами земли, на которой расположился «Рэйс-Корс» и потому такая политика является надругательством над правами китайского населения». Заявление подчеркивает, что… китайские спортивные общества должны получить наряду со всеми прочими спортивными кружками право пользоваться лужайками «Рэйс-Корса», тем более что эти лужайки носят название «общественного спортивного поля». … В самом деле, до настоящего времени… право пользоваться площадками предоставляется действительно только иностранным спортивным кружкам».

Шанхайская Заря. 30 мая 1930 г. — С. 6.

— Что вы скажете о русских предприятиях Шанхая того времени?

— В Шанхае самым известным и большим на моей памяти рестораном был Ресторан «Ренессанс» на авеню Жоффр. Следующими чисто русскими или совместными с иностранцами ресторанами были «Кавказ», «DiDi’s» (ресторан, пекарня и ночной клуб), «Аркадия», «Константинополь», «Кафе-ресторан братьев Ткаченко». Везде готовили прекрасно, причем зачастую на кухне работали именно китайцы. Их держать было дешевле. И с их дешевым трудом белому человеку было трудно конкурировать.

Фирма «Братьев Ткаченко», являющаяся самым крупным европейским ресторанным предприятием на Французской Концессии, была основана в 1927 году А. П. Ткаченко. С 1928 года в дело вошел его брат Георгий, также принявший участие в руководстве рестораном. В первый год своего существования предприятие бр. Ткаченко было известно шанхайцам в виде уютной кондитерской и помещавшегося над ней на втором этаже кафе. В короткий срок предприятие завоевало большую популярность, и круг посетителей стал настолько широким, что владельцам дела пришлось подумать о расширении помещения. Таким образом, в 1929 году летом на авеню Жоффр появился первый в Шанхае сад-ресторан, с открытой сценой и огромной зимней верандой, также имевшей свою сцену.

Прочно войдя в жизнь русской колонии в Шанхае, ресторан бр. Ткаченко вскоре же сделался наиболее любимым местом развлечения публики. На сцене ресторана ставились спектакли и концерты. Целый сезон на сцене играла труппа «Веселой комедии», объединившей местные артистические силы. В обычные дни в ресторане происходили выступления лучших русских артистов-певцов и танцовщиц, шли кабарэтные постановки. Стало также традиционным встречать новый год и большие праздники именно в ресторане бр. Ткаченко, завоевавшем прочные и завидные симпатии публики широкой постановкой дела, прекрасной программой, всегда руководимой лучшими шефами кухни и уютным и прохладным садом, в котором, после расширения его, размещалось до 150 столиков. В 1931 году ресторан перешел в специально выстроенное на углу авеню Жоффр и рю Масснэ здание, благодаря чему предприятие стало располагать одним из самых больших в Шанхае танцевальных залов. В достоинство популярному ресторану надо поставить также то, что на его сцене всегда выступали лучшие из находившихся в Шанхае русских артистов…

На Французской Концессии ресторан бр. Ткаченко являлся самым популярным местом развлечений публики, среди которой всегда можно было встретить и самых виднейших представителей финансового и административного мира, посланников крупнейших держав и скромных русских эмигрантов.

Жиганов В.Д. Русские в Шанхае. — Шанхай, 1936. — С. 164.

— Русские предприятия, — рассказывает Михаил, — появились на французской концессии постепенно, но уже к концу 1920-х годов на авеню Жоффр (где, в основном, селились русские) и на соседних с нею улицах были сплошь русские пекарни, магазины, парикмахерские, рестораны… Помню большой книжный магазин А. М. Щербакова. Там были книги на русском и иностранном языках, много новинок, новейшие журналы из Европы.

Библиотека Н.М. Щербакова, известная под именем «Русское Дело», состоявшая в 1925 году из 480 томов, в настоящее время насчитывает у себя до 15 тысяч томов. Обращает внимание прекрасный подбор книг по русской беллетристике. Все классики, все лучшие произведения русских и иностранных авторов, изданных до и после мировой войны (1914-1918 гг.) можно найти в этой библиотеке. Особое внимание уделено детской литературе для детей младшего, среднего и старшего возраста. Детская литература выделена в особый отдел и имеет до 2 тысяч томов преимущественно довоенных изданий. В библиотеке имеется отдел иностранной литературы на английском, французском и немецком языках.

Жиганов В.Д. — Русские в Шанхае. — Шанхай, 1936. — С. 167.

Были и магазины модной одежды — самый известный — «Балыков и Григорьев». Были библиотеки, школы, в китайской консерватории в большинстве своем работали русские музыканты и преподаватели. Словом, к началу 1930-х годов жизнь русской колонии как-то наладилась. Предприимчивые люди процветали; плохо было тем, кто растерялся и не мог найти себя в этой чуждой для русского человека жизни…

— А что вы можете рассказать о «дансинг-герлз» и вообще о русских женщинах в Шанхае?

— Необходимо четко разделить два понятия: нельзя смешивать так называемых «дансинг-герлз» и проституток. Это совершенно разные профессии. «Дансинг-герлз» зарабатывали немного, все зависело от того, где они танцевали. В этой профессии все было просто: нужно привлечь как можно больше клиентов в танцзал и кружиться с ними весь вечер, исполняя обязанности веселой партнерши. В конце такого вечера девушки так уставали, что ни о каких предложениях и думать не могли. Попробуйте, потанцуйте несколько часов! В таких известных ресторанах и барах, как «Метрополь» и «Парамаунт» на девушек-танцовщиц был большой спрос, поскольку было больше богатой китайской клиентуры. Там девушки за танец получали так называемый «тикет-данс» (билет), причем щедрые китайцы, могли купить много билетов для одной девушки. Кроме того, «дансинг-герлз» зарабатывали тем, что побуждали клиентов покупать напитки, за продажу которых девушки получали определенный процент. Сами девушки чаще пили чай, не спиртное. В больших ресторанах работали приличные девушки (а позднее наряду с русскими стали работать и китаянки), которые тоже ничего лишнего себе не позволяли. В противном случае они могли лишиться места, ибо большие рестораны дорожили своей репутацией. У этих девушек существовало и «разделение труда» — например, за баром девушки получали деньги с того количества «дринков», на которые могли раскошелиться их клиенты. Естественно, клиенты покупали напитки и для девушек, и для их подруг.

— Много ли было музыкантов в Шанхае? Знали ли вы об оркестре Олега Лундстрема? Они ведь, кажется, играли в «Парамаунте»?

— О, в Шанхай, как тогда казалось, съехались музыканты со всего мира! Были музыканты с Филиппин, из Америки, очень много было русских. Обычно это была группа из 3-4 музыкантов, иногда 1-2 человека. Играли в малых ночных клубах, иногда музыкантов было всего 2-3 человека, но зато, как и что они играли!

— А вы знаете, — вступает в разговор Ольга (совершенно обворожительная женщина, несмотря на годы — настоящая русская красавица), — что Михаил сделал мне предложение под музыку оркестра Лундстрема в «Парамаунте»? Это было совершенно незабываемо! Поэтому вопросы о Лундстреме и его оркестре очень задевают мою душу, близко связаны с нашей семьей!

— Да, — смеется Михаил Николаев, — это было действительно так. Мы были молоды, увлекались джазом, тогда весь мир им увлекался! Можно сказать, что Лундстрем со своим оркестром сыграл большую роль в нашей судьбе. Сначала у него был большой оркестр — человек 25-28, потом он сократил свой состав. Его оркестр быстро завоевал популярность, они играли в самых престижных местах Шанхая. В малых и больших ночных ресторанах и клубах играли не только джаз, был у нас очень популярный цыганский табор — там было очень многолюдно. Была такая певица Берта Червонная. Она собирала на свои выступления множество народу, причем приходили не только русские, но и иностранцы — послушать «русские романсы» и понять «русскую душу».

Из газет:
«Цыгане сыграли в русской жизни заметную роль, и успех их вовсе не был русским пьяным делом. К цыганам ездили, конечно, и попьянствовать, но в увлечении их романсами, плясками и песнями был наш русский романтизм — своя особая поэзия. Цыганщина вошла в нашу кровь и плоть, в нашу психологию. Под струны гитары мечтали, влюблялись. Цыганки выходили замуж за представителей аристократических родов и за миллионеров. Литература о цыганах очень богата. В самом деле, у кого из писателей, и прежних и позднейших, не встречалось хотя бы нескольких строк, посвященных цыганам? …Когда приходится бывать в Ницце, я посещаю вдову Ольгу Петровну Сольскую. До замужества она была знаменитой певицей цыганских хоров в Петербурге, и пением ее увлекались все, начиная с царской семьи до поэтов, композиторов и артистов включительно, не говоря уже о широкой публике…».

А. Плещеев. Цыгане. — Шанхайская Заря. — 8 июня 1930 г. — С. 10.

— Русские в Шанхае, — продолжает Михаил, — имели свой симфонический оркестр, балет, духовой оркестр Тебнева. Много было в Шанхае оркестровых музыкантов. Почти все фешенебельные отели, клубы, кабаре в своих оркестрах имели русских музыкантов (в «Астор-Хаузе», «Палас Отеле», «Французском клубе» и других). Например, французский муниципальный духовой оркестр Тебнева — весь состав оркестра (25 человек) целиком состоял из русских музыкантов. Он назывался французским потому, что территориально принадлежал ко французской концессии. Этот оркестр наряду с муниципальным симфоническим оркестром (международного сеттльмента) представлял большую культурную ценность и являлся гордостью Шанхая.

Что касается джаз-бандов — тогда в газетах это называлось «оркестр-джасс» — то с конца 1920-х годов они заполнили все мало-мальски популярные для публики помещения. Одним из таких «оркестров-джасс» был оркестр Сержа Ермола (Сергея Ермолаева), который работал в «Мажестик-отеле». В этом банде было 8 человек музыкантов, и они были очень популярны в Шанхае. Его оркестр играл в «Фаренс» — шикарном ночном клубе, там наверху еще было казино…

«В Шанхае в 1929 году Сергей Ермолаев создает свой оркестр из русских музыкантов, число которых доходило до 15-ти… Тогда же Сергей Ермолаев взял псевдоним Серж Ермол, что было понятнее иностранцам. Он играл в иностранных клубах и отелях в Тянцзине, Циндао, Шанхае и других городах Китая. Со своим оркестром он наиграл пластинки для фирмы «Колумбия» и для некоторых известных кинофильмов. Для певца Александра Вертинского Серж Ермол написал музыку к песням «Над розовым морем», «Чужие города», «Встречаются чтоб расставаться» и другим. Для артиста Чарли Чаплина Ермол написал свое собственное танго… Сам он играл на многих инструментах, был лидером оркестра, пел с оркестром».

Русские в Китае. № 7. — Екатеринбург, 1997. — С. 7.

— А встречались ли вы с Вертинским? Бывали ли на его концертах?

— Вертинский для нас, для всех русских, — был лицом почти священным. Мы его просто обожали. Он был необыкновенно популярен. Концерты давал нечасто: примерно 6 концертов в год. Шанхай ему очень нравился, его прекрасно принимали. Он тогда открыл маленькое кафе-ресторан «Ренессанс», только оно быстро прогорело. Он ведь не мог отказать, если его просили помочь с деньгами. Часто поил-кормил бесплатно, широкая душа. Он всех угощал. Были люди, которые пользовались этим. Поэтому это кафе быстро разорилось…

В разговор вступает Ольга:

— А вы знаете, я однажды с Вертинским ужинала в «Аркадии», у меня была подруга, которая завоевала конкурс «Мисс Шанхай». Вертинский ведь очень любил молоденьких хорошеньких девушек, ему нравилось с ними обедать. Вот так я с подругой оказалась на таком обеде…

Ольга продолжает: «Вертинский приехал из Парижа, потому что его там хотели обмануть, он обиделся и приехал в Шанхай. Сначала на гастроли, но его так здесь принимали, что он решил остаться. Его здесь все обожали…».

Из стихотворения А. Вертинского «Китай»:
Над Желтой рекою незрячее белое небо,
Дрожат паруса, точно крылья расстрелянных птиц
И коршун летит и, наверное, думает: «Где бы
Укрыться от этого зноя, от этой тоски без границ?».
Да, этой тоски неживого былого Китая,
Тоски императоров, мертвых династий и сил,
Уснувших богов и безмолвья от края до края,
Где дремлют века у подножий уснувших могил.
А в больших городах, закаленные в мудром Талмуде,
Терпеливо торгуют евреи, снуют англичане спеша,
Итальянцы и немцы и разные белые люди —
Покорители мира, купцы и ловцы барыша.
Но в расщелинах глаз, но в покорной улыбке Китая
Дремлют тихие змеи и молнии дальних зарниц,
И когда-нибудь грянет гроза, и застонет земля, сотрясая
Вековое безмолвье забытых ненужных гробниц.

(1938, Ян Тце-Кианг)
А. Вертинский. Дорогой Длинною… М., 1991.

Из книги А. Вертинского «Дорогой длинною»:
«В Китае я застрял надолго… Близость советской границы рождала в сердце смутные и неясные надежды. Когда началась Вторая мировая война и чувство любви к родине особенно обострилось в сердцах всех честных русских людей, надежды эти еще возросли. Победы русских войск вызвали в душе моей гордость, смешанную со все усиливающейся тоской по отечеству…

А. Вертинский. Дорогой Длинною… М., 1991.

— А чем вы занимались в Шанхае? Какая у вас была профессия?

— Моя профессия, — мягко говорит Ольга, — быть хорошей женой. Я рано вышла замуж за Михаила, у нас сразу же появились дети, поэтому всю свою жизнь я занималась их воспитанием и стремилась к тому, чтобы наш семейный очаг всегда был теплым и уютным.

— Да, — вступает в разговор Михаил, — я по русской традиции не мог позволить своей супруге работать. Может быть, вы не знаете, но в старой России лишь мужчина должен был зарабатывать, обеспечивать семью всем необходимым. Я служил сначала в русском волонтерском полку, а затем в полиции Международного сеттльмента.

«… С 21 января 1927 г. Русский отряд при Шанхайском Волонтерском корпусе стоит на страже и поддержании порядка в многонациональном Шанхае наравне с воинскими иностранными частями и полицией… Его общее назначение — помогать муниципальной полиции поддерживать порядок на сеттльменте…». //Слово. 21 января 1930 г. — С. 6.

Заголовок статьи из «Шанхайской Зари»:
«Шанхайскому Волонтерскому корпусу нужно 800 волонтеров!».

Шанхайская Заря. — 13 января 1934 г. — С. 5.

— Волонтерский корпус, — продолжает Михаил, — был создан в помощь англо-американским колониальным войскам во время шанхайских событий китайской революции 1927 г. Этот корпус защищал права и безопасность иностранцев в Шанхае. Японцы также имели свои войска в Шанхае, французы — тоже. Колониальные войска находились в городе постоянно, но контингент их был небольшим. В случае каких-то экстремальных ситуаций начинался набор в волонтеры. Обычно волонтеры служили около 3-х лет, потом сменялись. Сеттльмент был очень большим, его надо было хорошо охранять.

Когда китайские революционные войска в 1927 году приблизились к Шанхаю и стали угрожать иностранцам, власти города обратились к генералу Глебову с просьбой оказать помощь (в городе тогда находилось несколько тысяч белых офицеров и солдат-казаков, которые по большей части имели свое оружие). Генерал откликнулся на просьбу и создал 4 роты, причем 2-я рота состояла из волонтеров (то есть они служили без зарплаты). В каждой роте было по 4 взвода, в каждом взводе по 30 с лишним человек. В целом русские тогда выставили 400-450 человек прекрасно обученных людей.

Помощь русских не была забыта, и после 1927 года в Шанхае наблюдалось всеобщее «потепление» по отношению к русским. Нас стали брать на работу, причем на квалифицированную, что до этого встречалось крайне редко. Русские стали работать шоферами, механиками, техниками и т.д.

«…В настоящее время русская рота Шанхайского волонтерского корпуса насчитывает в своих рядах 100 волонтеров при 3 офицерах. Офицерские должности заняты офицерами русской императорской армии, и все обучение роты ведется на русском языке и по русским боевым уставам… Командует русской волонтерской ротой с первого дня ее сформирования полковник К. П. Савелов, которому по волонтерскому корпусу присвоен чин капитана».

Шанхайская Заря. — 13 октября 1929 г. — С.9.

М. В. Николаев продолжает:

— При событиях 1931 года — конфликт с Японией — русские вновь были призваны в Волонтерский корпус. Во время событий 1937 г. — оккупации Китая японцами — Русский Волонтерский полк также был увеличен.

Я поступил в полицию международного сеттльмента потому, что там была очень высокая зарплата. Она давала возможность обеспечить семью и чувствовать себя свободным человеком. Когда я первый раз принес зарплату домой, отец мой был потрясен. Так много он никогда не смог бы заработать. Многие стремились попасть в полицию на сеттльменте, но туда брали только англичан, американцев и тех европейцев, кто хорошо говорил по-английски.

Но даже те, кто владел английским, не могли просто придти и служить там, потому что надо было стать военным. Поэтому сначала я поступил в ШВП (Шанхайский Волонтерский полк), это была лазейка для того, чтобы попасть в полицию международного сеттльмента. Тогда существовала сильная конкуренция, в полицию ежегодно кроме англичан набирали примерно 30 человек из Русского Полка. Главный критерий отбора: высокий рост и хорошее знание английского. Поэтому я очень благодарен своим родителям за то, что они дали мне возможность получить хорошее образование.

На международном сеттльменте была самая настоящая полиция, все было организовано очень строго, мы сразу попадали в число избранных, находились на офицерском положении. Китайцы и индусы были рядовыми полицейскими, а мы — наблюдающими. Занимались проверкой постов, бумагами. Были ли у нас столкновения с китайской полицией? Никогда! Напомню, что город был разделен на 3 административных округа, где была своя полиция, свои войска, своя администрация. Китайская полиция обслуживала китайский город, французская — французскую концессию. Интересно, что если преступник перебегал на территорию китайского города — мы не могли искать его там, так как там была своя полиция. То же самое — у нас. Китайская полиция не имела права искать на нашей территории своих преступников.

Из газет:
«Столкновение полицейских. В минувший понедельник на Норд Сечуэн род, пролегающей, как известно, по китайской территории, имело место довольно серьезное столкновение чинов муниципальной полиции [сеттльмента — Л.Ч.] с китайскими полисменами. Поводом к столкновению послужило то обстоятельство, что чины муниципальной полиции потребовали, чтобы несколько человек китайцев-полицейских, разгуливавших по улице, убрались бы на свою территорию, т. к. в силу существующих положений китайской полиции не разрешается быть на Норд Сечуэн род, которая является муниципальной дорогой.

Китайцы отказались исполнить требование, вслед за чем последовало столкновение, закончившееся тем, что муниципальная полиция настояла на своем».

Шанхайская Заря. — 19 марта 1930 г. — С. 4.

«Жертвы трагической ошибки. Перестрелка детективов с полицейскими. — Утром в воскресенье, пока еще не занимался рассвет, в районе Синза, на Кулин род, недалеко от Беркиль род, произошло трагическое недоразумение между двумя китайскими полисменами, переодетыми в штатское, и тремя китайскими детективами, принадлежащими к штату муниципальной полиции сеттльмента. Два отряда встретились и, не разобрав кто и что, — открыли пальбу, приведшую к трагическим последствиям. В перестрелке был убит прохожий, все детективы и полицейские ранены, один скончался по дороге в госпиталь. Представитель полиции по этому поводу заявил, что… положение на сеттльменте повелительно требует пользоваться услугами чинов полиции, переодетых в штатское, т. к. полицейский в форме при многочисленности и опытности уголовного элемента не может успешно выполнить ряда поручений, крайне важных для уголовного розыска. А поскольку полицейские, а также детективы шныряют в китайской толпе одетыми, как и все прочие китайцы, подобные печальные случаи.. всегда возможны. …Война с уголовным Шанхаем ведется с таким напряжением, что в ней несчастные и даже трагические моменты совершенно неизбежны. Детективы, которые одеты так же, как и их враги, внешне ничем не отличаются от тех, кого они преследуют, и их жизнь находится всегда под угрозой…».

Шанхайская Заря. — 6 мая 1930 г. — С.6.

— Когда Шанхай был окружен японскими войсками, — рассказывает Михаил Валентинович, — во время конфликта 1937 г., китайцы проявили чудеса героизма, не хотели сдавать город. Был у китайцев так называемый «Батальон смерти» («батальон самоубийц»), который долго не сдавался врагу. Японцы ничего не могли с ним поделать. Было достигнуто соглашение: этих китайских героев отвести на территорию сеттльмента под охрану иностранных войск, тогда японцы обещали китайцев не трогать. Только под этим условием китайцы согласились сдаться.

Русский полк охранял этот китайский батальон — 150 солдат русских и майор. Этот батальон — специальное китайское формирование — включало в себя элитную группу китайских военных, у них дисциплина была изумительная. Все они были малого роста, но ежедневно занимались военной подготовкой, специальной китайской физической зарядкой. Мы их уважали, но вынуждены были держать их «под арестом». По сути, мы спасали им жизни.

Все это продолжалось вплоть до событий «Перл Харбора» — до 7 декабря 1941 г., когда США после разгрома своей военной базы вместе с Англией объявили войну Японии. Сразу же все чины международного сеттльмента в Шанхае были арестованы, американцы и англичане попали в специальные лагеря, их вывезли туда на машинах. После этого русская охрана китайского батальона была снята и эти китайские солдаты попали в плен к японцам. Повторяю, это были герои. Японцы их куда-то вывезли. Если их истребили, то их очень жаль. Это были патриоты чистой воды, китайский народ должен гордиться ими.

«После того, как китайская единичная армия «Si Han» (их в то время было всего 377 чел.)… вошла на территорию Международного Сеттльмента…, их охрану взяла на себя русская команда Международной торговой компании и полиция… Отношения между китайской армией и администрацией Международного Сеттльмента были напряженными. Китайские солдаты установили на площади в центре казарм небольшой флагшток, чтобы каждый день поднимать флаг Национального правительства. Узнав об этом, чиновники административного управления стали решать, как попросить китайских солдат не делать этого и ликвидировать флагшток [как известно, плененные солдаты не имеют права поднимать флаг своего полка или государства — Л.Ч.]. Однако замполка Хэ Цзиньюань считал, что китайские солдаты — не пленники и отступили на территорию Международного Сеттльмента по приказу сверху, спущенному по просьбе третьих стран, опасающихся за безопасность Международного Сеттльмента. Административное управление, в конце концов, согласилось на то, чтобы китайские солдаты поднимали свой флаг только в праздники и юбилеи, а китайские военные настаивали на том, что они могут поднимать и спускать флаг в любое время года. [После вооруженного конфликта между китайской командой и русской командой Международного Сеттльмента — Л.Ч.]… китайцы объявили голодовку, а представители китайской общественности города — протест в адрес Международного Сеттльмента…. Грубое отношение русских солдат… сильно попортило репутацию русских эмигрантов в представлении китайского народа…».

Александр Ван Чжичен «Русские эмигранты в Шанхае». — Шанхай, 1993. — С.257-261. (на кит. яз.).

— Так я прослужил в полиции Международного сеттльмента почти до конца войны, — говорит Михаил. — Англичан всех посадили по лагерям. А мы, русские, продолжали служить в полиции. Мы не могли уволиться — у нас контракты были на 5 лет заключены. Японцы тогда якобы «заботились» о нас. К концу войны японцы нас быстренько уволили в течение 3-4 месяцев со всех постов. Так мы остались без средств к существованию.

И вот в конце войны очень многие решили уехать из Шанхая. Молодежь стремилась получить надежную защиту своих прав. Мы больше не хотели быть эмигрантами. Потому что каждый мог сказать нам: «Вы — никто!». Мы хотели стать гражданами какого-либо государства и получить все те гражданские права, которые имеют обычные жители обычной страны. Мы с Олей (а у нас тогда уже было двое детей) решили поехать в Канаду. Но получить разрешение на въезд было очень трудно, а вот в Австралию поехать было можно — туда только возрастное ограничение было. Мы были молоды, на нас запреты не распространялись. Нам хотелось немного пожить в Австралии, а потом уехать в Америку. Но «немного» растянулось на 12 лет. В Австралии мы получили подданство, и только потом поехали в США. В Австралии похоронены мои родители…

— А ваши родители, Ольга, где похоронены?

— Моя мама умерла в Шанхае, когда мне было 12 лет. — говорит Ольга. — Она была домохозяйкой, всегда следила за чистотой в доме. В ту весну она взялась мыть окна в квартире. Разгорячилась, старалась быстро все закончить. А ведь в Шанхае погода очень неустойчивая: только что было солнце, жарко, — а через 5 минут подул холодный ветер, все-таки не лето, здесь очень влажно, перепады температуры большие. И вот мама простудилась, у нее началасаь горячка, и она «сгорела» в течение 3 дней. Ее внезапная смерть потрясла не только нас, но и всех соседей и знакомых. Тогда в Шанхае было плохо с лекарствами: антибиотиков не было. Сейчас это странно слышать, а в то время такие случаи были нередки.

— Конечно покидать Шанхай хотели не все, — продолжает Михаил. — Но в Китае началась гражданская война, и после взятия Нанкина китайскими коммунистическими войсками стало ясно: надо уезжать, другого выхода нет. Потому что многие не соглашались признать власть компартии, ведь мы же были воспитаны в духе антикоммунизма. Оставаться (то есть рисковать) никто не хотел. Например, был такой старый маленький еврей в Шанхае, хозяин заведения «Релиз», он не захотел уезжать, решил остаться. Новая власть решила забрать (конфисковать) все его сбережения. Дело кончилось тем, что он не смог передать дело даже своим служащим. Его держали в тюрьме, где он чуть не погиб. Потом, когда ему все же удалось выбраться и получить разрешение на въезд в США. Он скончался в Америке, через две недели после прибытия туда.

Многих русских ждала такая же участь. Поэтому никто не хотел оставаться в Китае. Мы успели только взять свои чемоданы. Остальное все бросили — дом, мебель, все… Было 3 парохода, которые курсировали между Филиппинами и Шанхаем — «Вуален», «Кристобалл» и «Хейген». Вот на них все и выехали. Мы выехали на первом пароходе. Тогда в Шанхае жил очень уважаемый среди русских эмигрантов архиепископ Шанхайский Иоанн, большой противник советской власти. Так вот, перед тем, как нам отплыть, он трижды на катере объехал корабль, благословляя его на дальний путь. В пути у о. Формоза (ныне Тайвань) наш корабль попал в страшный тайфун — мы думали, что погибнем. Но благословение Иоанна помогло: все спаслись, и полгода затем жили на Филиппинах. Уже оттуда шло расселение всех русских эмигрантов по миру: кто ехал в США, кто — в Австралию, кто — в Латинскую Америку.

До сих пор все русские шанхайцы общаются между собой: это такое особое братство «дальневосточников». Если рассматривать всю русскую эмиграцию в целом, то считается почему-то что мы, приехавшие Китая — ниже по положению тех, кто оказался в Европе. Нам часто говорят: вы приехали на все готовенькое, вам было хорошо, легче, чем нам. А ведь это неправда. Мы в Китае, и в Австралии, а позднее — в США, — все начинали с нуля. Трижды! Все — с нуля. И не погибли! Вопреки всему — выжили! Русский человек, я считаю, — нигде не пропадет. У нас жизненной энергии много, веры в лучшее у нас не занимать. Поэтому с такими людьми, с таким народом никогда не пропадешь, это верно. Русские всегда поднимутся, переждут, перетерпят многое, и — поднимутся снова!

— Михаил, а, правда, что Шанхай 1930-40-х годов считался «злачным городом»? В городе было много опиекурилен и «домов с красными фонарями»?

— Это не совсем верно. Действительно, на проституцию в городе смотрели «сквозь пальцы», но любая женщина могла ночью пройти по улицам города совершенно спокойно. Ночью на улицах Шанхая было совершенно безопасно. Большое количество проституток можно объяснить тем, что Шанхай — портовый город, в нем было много моряков, много неженатых людей. Поэтому проституция была, как бы узаконена, это было естественно для такого города, как Шанхай. Практически не было случаев нападений на женщин и девушек. Вот, например, у Титовых (Михаил показывает на своих друзей-эмигрантов) сестра старшая работала в кинотеатре, разводила по местам во время сеанса опоздавших посетителей — с фонариком по рядам. Сеансы заканчивались поздно, девушки одни возвращались домой. И ни одного случая нападения!

Да, опиум был, проститутки были. Но это были «закрытые» заведения, не было никакой рекламы, однако все знали, где это находится. Если опиекурильни расширяли свою деятельность — полиция эти притоны окружала и делала облаву. В Китае с этим было строго. Распространять наркотики запрещалось. Арестованных держали 72 часа в «кутузке». Дело в том, что у курильщиков без наркотика начиналась реакция через 48 часов. Так можно было «отделить» курильщиков от продавцов. К продавцам опия отношение было безжалостным. Был такой закон: курить — можно, но если ты продаешь — голову долой. Голову помещали в коробку, коробку — на грузовик. Обязательно делали надпись: «Они — торговцы наркотиками». Убийц по китайским законам или вешали или расстреливали. Законы были строги и жестоки. Я считаю, что это верно. Вот в Америке — дают 40 лет заключения за убийство. Смотришь, через 2 года преступника выпустили по амнистии или благодаря помощи адвоката. Таким образом, зло ненаказуемо. В Китае — верно поступали. Газеты того времени все время писали о карательных действиях властей в отношении торговцев наркотиками…

Из газет:
«Казнь за торговлю наркотиками. В минувшую среду в Зиакоу была расстреляна мать двухнедельного ребенка, казненная за торговлю наркотиками. Женщина была арестована вместе с двумя другими чекиангской полицией осенью этого года и будучи признана виновной в торговле наркотиками, была приговорена к расстрелу. Власти отложили приведение приговора в исполнение до рождения ребенка. В среду, когда женщину вели к месту казни, она с громким плачем просила своего брата озаботиться воспитанием новорожденного ребенка».

Шанхайская Заря. — 7 декабря 1935 г. — С. 5.

«Отмена обезглавления. Нанкинское правительство публикует постановление юридического юана, согласно которому отменяется в Китае смертная казнь через обезглавление. Подлежит также полному искоренению обычай водить преступника, приговоренного к смертной казни, по городу, с изображением на его спине надписи, описывающей, за что преступник будет лишен жизни».

Шанхайская Заря. — 12 октября 1929 г. — С. 5.

— А сколько по тем временам стоил экземпляр «Шанхайской Зари» или «Слова»? Дорого, наверное?

— Да что вы! — изумляется Михаил, — очень дешево! У нас, например, квартирант разносил газету. Каждый работающий мог позволить себе покупать газеты. Тираж «Шанхайской Зари» — несколько тысяч экземпляров. Газета жила за счет эмигрантов, нас ведь было много в Шанхае! Газеты живут за счет своих постоянных подписчиков.

Например, сейчас в Сан-Франциско русскоязычная газета умирает… Это единственная антикоммунистическая газета «Русская жизнь», издается Русским Центром. Но подписчиков нет, эмигранты постарели, а их дети — это уже полуамериканцы, а внуки и русского языка-то не знают. Так и сойдет на нет газета, когда старики уйдут… «Новое Русское слово» — газета, которая издается в Нью-Йорке, — жива благодаря рекламе. Там целые листы одной рекламы иногда печатаются. А в Шанхае в 1930-40-е годы русскоязычных газет и журналов было несколько, более десятка. Самая любимая газета — «Шанхайская Заря». Можно было подписаться на нее непосредственно в редакции, что на авеню Жоффр, или в большом русском книжном магазине Щербакова.

— Что Вы можете сказать о русских артистах в Шанхае?

— Мы гордились своими артистами и певцами. Например, был такой Юрий Савельев — изумительный талант. Он был первым солистом в Московской оперетте. В театре «Лайсеум» была оперетта, артисты которой главным образом приехали из Харбина. Был там и балет Сокольского. Туда билетов почти никогда не было, все заранее раскупалось. Ставили также и большие вещи, главным образом русские оперы. На концерты наших артистов собиралась богема со всего иностранного Шанхая, много богатых людей, политиков, дипломатов. Были и китайские магнаты с женами и дочерьми, люди из китайского правительства.

Во Французском клубе (на Французской концессии) русские все-таки считались гостями. Потому что туда приглашали только очень богатых и влиятельных русских. Кстати, здание Французского клуба было построено по проекту русского архитектора Ярона. Членом Французского клуба в то время могла стать только элита эмигрантская, а таких было мало. Но наши артисты часто приглашались туда, там давать концерты было престижно, русских артистов и музыкантов знал весь Шанхай. Были и те, кто «скупал» русские таланты, вербовал хороших специалистов на Запад — в Америку, в Европу, и на Восток — в Японию, на Филиппины…

— Михаил, а что вы скажете о русских врачах? Это, в самом деле, были высокие профессионалы? Ими тоже гордился Шанхай?

— Русские врачи пользовались определенной популярностью, особенно из университета «Аврора». Дело в том, что мы по молодости особо к врачам не обращались, были здоровыми. Однако когда я лично столкнулся с делами медицины (Оля внезапно заболела), один из довольно известных в Шанхае врачей чуть не угробил мою жену: он начал лечить почки, а у нее оказалось воспаление легких! Тогда я сильно усомнился в квалификации русских врачей. За всех я сказать не могу, но что было — то было. Может быть, это объясняется неполным образованием, недостатком врачебной практики, но я вынес для себя определенный урок. Поэтому идеализировать Русский Шанхай тоже не стоит.

— А каковы были отношения «белоэмигрантов» с советскими эмигрантами?

— Надо сказать, что так называемых «советских эмигрантов» в Шанхае было мало. В основном это были сотрудники КВЖД, приехавшие из Харбина, или те, кто хотел вернуться в СССР. Еще раз повторяю, таких людей было крайне мало вплоть до конца войны. В конце войны, особенно когда Красная Армия освободила советскую территорию и вела бои на территории Европы, — многие эмигранты, охваченные патриотизмом и сочувствием к русскому народу, захотели взять себе советское гражданство.

Много таких людей появилось после Указа Сталина о политической амнистии тем, кто был противником советской власти во время гражданской войны. После этого Указа множество людей стали в очередь на получение советского паспорта в Генконсульстве СССР. Очередь была такой огромной, что даже на мосту через реку Сучжоу стояли люди. Все хотели заполнить анкеты с просьбой о советском подданстве. Даже архиепископ Виктор (глава Русской Церкви в Китае), и некоторые генералы, охваченные патриотическим порывом и надеждой, — поехали в СССР. Их путь был прямым — сразу в лагерь, а кто-то и до лагеря не доехал…

Примерно через год после заполнения анкеты (проверка длилась около года) в совконсульство вызывали и вручали паспорта. Патриотизм двигал людьми. Даже мой отец рвался туда. Хотя были люди, которые предупреждали: не верьте пропаганде, вам там жить не дадут! Подумайте о своих детях, стариках…

Хотя вся молодежь как один была за Россию! Мы ведь выросли в Шанхае, знали об ужасах гражданской войны только по рассказам родителей… А Родину свою любили, потому что верили: народ ни при чем, ведь во время войны больше всех народ и страдал! Японцы знали, что русские эмигранты больше всех сочувствуют СССР. Они запрещали нам читать газеты, слушать радио… Кстати, все радиоприемники были сначала зарегистрированы, затем — конфискованы. Но мы все равно узнавали новости. Во время войны все читали газету «Экстра», ее разносил забавный старик-продавец. В газете были «Новости дня» — о положении на фронтах, о мировой политике, о событиях в мире.

Из газет: «Регистрация 67.000 радиоприемников продолжается в Бюро международных телеграфов [это — часть из предполагаемого количества в 100.000 радиоприемников, находящихся в городе]. Регистрация проводится бесплатно, ее ведет 6 чиновников-японцев… Примерно от 5.000 до 6.000 заявлений о регистрации подано иностранцами…».

Шанхайская Заря. — 21 ноября 1935 г. — С. 4.

Кроме того, мы ведь все фильмы советские довоенные и военные пересмотрели. Молодежь любила ходить на русские фильмы. Сначала — это была атака на нас, даже против нас. Мы ходили смотреть фильмы о гражданской войне, о революции. А потом — привыкли, если появлялся фильм из СССР, — сразу среди нас — оживление: Кроме революционных, мы смотрели «Три танкиста», «Весна», «Юность Максима» и другие. У нас, молодежи, отношение к СССР было иным, чем у наших отцов, хотя мы и были воспитаны в антисоветизме.

Взаимоотношения между советским Генконсульством и белыми эмигрантами были нейтральные. А после первой партии советских репатриантов, уехавших во Владивосток, из СССР стали приходить письма. По ним мы узнали, что в СССР — плохо. Но прямо об этом написать было нельзя. Поэтому люди использовали «эзопов язык». Так, например, перед отъездом договаривались: «Если там будет хорошо, пришли фотографию, где ты сидишь на стуле, а если плохо — то снимешься стоя». Приходит письмо с фотографией. В письме написано, как замечательно жить в СССР. А на фотографии — человек, который стоит на стуле. Или — друзья наши получили письмо из Сибири: все, дескать, хорошо, мы совершенно счастливы, передайте большие приветы бабушке с пожеланием долгих лет жизни, пусть она тоже приезжает! А бабушка-то уже лет 10 как лежит на шанхайском кладбище… Так мы поняли, что там плохо и опасно. Значит, возвращаться в СССР нам было нельзя.

— А как вы жили при японцах? Были ли проблемы с японскими властями, или все было мирно?

— Нет, японцев мы ненавидели. С приходом японцев жизнь в Харбине (с 1931 г.) и в Шанхае (с 1937 г.) сильно изменилась. Японцы рассчитывали, что русская эмигрантская молодежь будет воевать против СССР. Они хотели мобилизовать в свою армию русских парней и таким образом решить свои проблемы во время войны. Однако на нашу защиту встали деятели русской эмиграции в Шанхае. Благодаря стойкости Русского Эмигрантского Комитета (РЭК) не была разрешена мобилизация русской молодежи.

За это руководители РЭК поплатились собственными жизнями. Сначала при невыясненных обстоятельствах был убит Председатель РЭК К. Э. Мецлер, потом — сменивший его Н. А. Иванов. Когда пост Председателя РЭК занял Сережников, он заявил: «Если вы будете дальше давить и требовать моего согласия, я больше не Председатель!». Тогда они отравили его сына. Следующим был М. Г. Яковкин, который тоже сказал: «Если вы будете настаивать — я тоже уйду!». Это были герои, благодаря им — мы остались в живых. Так японские планы мобилизации русской молодежи провалились.

Тогда японцы объявили: в японской армии будут служить русские волонтеры, то есть те, кто сам захочет. Нашлись некоторые, кто пошел туда служить! В Харбине был отряд — полудобровольческий-полувоенный, потому что у японцев не хватало своих войск. Но общее настроение среди русской эмиграции: против японцев! Я сам был свидетелем нередких случаев жестокого обращения японцев по отношению к китайцам, причем нередко совершенно необъяснимого. Вспомните элитный батальон в Шанхае, который просто в одно утро исчез. У меня тогда сложилось устойчивое отвращение к японцам, и я его пронес через всю жизнь. У меня дома нет японской техники и машин, потому что это отношение я перенес на все, что связано с Японией. Я не понимаю, как люди, проповедующие свою культуру и свое лидерство в Юго-Восточной Азии, могут быть такими зверями. Может быть, это неверно по отношению к новым японцам, но я не могу себя переломить…

— Михаил, как вы оцениваете Шанхай сегодняшнего дня?

— Да, за 52 года мы впервые приехали в Шанхай. Все, что сделал китайский народ для Шанхая — это здорово! О таком мы даже в юности и помыслить не могли! Китайцы большие молодцы, большие трудяги. Мы сейчас приехали в другой город, город будущего. А помним мы Шанхай прошлого.

— Многое изменилось, — с улыбкой говорит Ольга, — но все равно для нас — это самый прекрасный, самый замечательный, самый лучший город на свете. И мы здесь — совершенно счастливы. И сейчас в этом городе есть особая атмосфера — мечты, неосуществленных еще возможностей, реального будущего. Нам так приятно встретить в Шанхае русских, молодых русских, которые интересуются и новым, и старым Шанхаем. Интересно, что вы изучаете и интересуетесь тем, что было пережито нами здесь. Мы очень счастливы, встретиться с вами и рады были ответить на некоторые ваши вопросы.

— Знаете ли вы книгу В. Д. Жиганова? — оживляется Михаил. — Ведь эта книга была издана в Шанхае в 1936 году русским эмигрантом — белым офицером. Тираж был очень небольшим. Называлась эта книга «Русские в Шанхае». Всего около 300 страниц, нестандартного альбомного формата. В нем 1600 фотографий и обширные информационные статьи, охватывающие буквально все стороны жизни русской эмиграции. Можно сказать, что ни одна из групп эмигрантов, рассеявшихся по миру после Октября 1917 года, не оставила после себя столь мощного документального исторического памятника. Работа по созданию этого альбома шла в течение 5-ти лет, практически при абсолютном отсутствии средств. У нас в семье есть эта книга. С дарственной надписью самого В. Д. Жиганова. Есть у меня еще один экземпляр этой книги, если вы столь интересуетесь историей русской эмиграции в Шанхае, я готов передать этот экземпляр в дар «Русскому Клубу». Сегодня я практически занял своим рассказом весь вечер, ибо мы завтра улетаем в США, но у вас есть еще возможность встретиться с братьями Титовыми. У них — другая история. В будущем году Александр Титов вновь будет в Шанхае, с ним я передам вам эту книгу.

Наша встреча закончилась очень тепло. Мы обменялись адресами и расстались. С того дня прошло несколько месяцев. Трудно было поверить, что такая библиографическая редкость, как книга В. Д. Жиганова, может появиться в нашем распоряжении. Тем больше была радость, когда мы узнали, что М. В. Николаев сдержал свое обещание, передав этот уникальный альбом в дар «Русскому Клубу в Шанхае». Спасибо, дорогой Михаил Витальевич, за этот бесценный подарок!

Июнь 2001 — Май 2002 года

Данный материал подготовлен в рамках работы действующей при РКШ Секции изучения истории русской эмиграции в Китае.