Русский клуб в Шанхае

Супруги Николаевы (Михаил и Ольга), братья Титовы (Игорь и Александр) прожили в Шанхае много лет и покинули его в 1949 году. Мое знакомство с этими людьми состоялось в июне 2001 года, когда они снова приехали в город своей молодости. Приехали, чтобы вспомнить все — свое детство, школу, пройтись по улицам, с которыми связаны самые яркие воспоминания в жизни. С интереснейшими воспоминаниями супругов Николаевых постоянные читатели нашего сайта уже знакомы. Интервью с Александром Титовым было записано мною летом 2002 года, однако получилось так, что возможность его опубликовать появилась лишь сегодня. Рамки этого интервью вместили лишь «Одиссею» Александра Титова — его длинный путь из Шанхая на Филлипины, в Парагвай и Аргентину. Но в жизни у Александра была и своя «Илиада» — военная часть биографии: служба в американской армии, война во Вьетнаме, работа в американском секторе Западного Берлина. Правда, это совсем другая глава его удивительной судьбы.

Михаил ДРОЗДОВ. Поговорим о вашей семье. Кто они, откуда, и каким образом оказались в Шанхае?

Александр ТИТОВ. Мой отец родился в 1901 году в Чите. Он был сыном православного священника. После окончания училища тоже решил стать священником, поступил в семинарию. Он считал себя забайкальским казаком. Там, в Забайкалье, все были казаки. Моя мать тоже казачка. Когда отец поступил в семинарию, ему было 17 лет. В Читу он больше не вернулся, так как большевики заняли Восточную Сибирь, а он к тому времени поступил на службу к атаману Семенову. Он много рассказывал о тех событиях. Видимо он не был рядовым казаком, поскольку знал очень много подробностей о Колчаке, о Семенове. С Семеновым он дошел до Владивостока, а уже оттуда на пароходе кочегаром приехал в Шанхай.

А у Семенова он кем служил?

Он говорил только, что был лейтенантом. Моему племяннику показывал шрам на голове, в том месте, где по нему чиркнула пуля. Нам же, своим детям, не рассказывал про это никогда. Он приехал в Шанхай в 1923 году. Через некоторое время, после того как их пароход зашел в Вампу (Хуанпу — М. Д.), беженцам предложили работу на электростанции. Там как раз шла забастовка. Он пошел работать кочегаром.

В альбоме я видел карточку тех лет. На ней он снят в парке. На нем добротный костюм. Была еще фотография, на которой он снят на мотоциклетке с люлькой. Видимо он неплохо зарабатывал. Быстро изучил разговорный китайский язык.

Все эти годы он так и проработал на электростанции?

Нет, женившись на моей матери, он перешел работать на фабрику, выпускающую мороженое. Сестре было три года. По ее рассказам они часто в те годы ели мороженое, которое приносил с фабрики отец. Эта фабрика называлась «Hazelwood». Она располагалась где-то на Чхусян Род (Chuxian Road), что около нынешней Чанъян Род (Changyang Road), бывшей Ворд Род (Word Road).

В 1937 году японцы начали бомбить Шанхай, мы жили тогда на Чхусян Род, в одном квартале от тюрьмы, а Николаевы были нашими соседями.

Там жило много русских?

Да, очень много. В 40-х годах, во время войны, много евреев приехало из Европы и поселилось в Шанхае. Японцы им дали в том районе гетто, а нам пришлось съехать.

В 1937-м году, мне было только три года, японцы начали бомбить Шанхай. Помню, рано утром мы услышали звуки разрывов. Николаевы и мы побежали через квартал в тюрьму, поскольку это был самый крепкий и высокий дом в том районе. Он был построен англичанами из добротного кирпича. Прибежали туда, постучались в стальную дверь. Нам открыли индусы, служившие в то время на территории английской концессии полицейскими. Мы забежали, смотрим, несколько индусов сидят «орлами», а посредине горит костер, на котором они жарят лепешки. Один индус улыбнулся и протянул одну лепешку мне. Мы называем это SEE — significant emotional event…

Мать родилась в 1903 году в Благовещенске. Она была из семьи молокан. Ее родители не были богатыми людьми, они умерли довольно рано. Дети остались сиротами. Их взял на воспитание и вырастил дядя. После окончания гражданской войны мать жила в Благовещенске. В 1926 году они со старшей сестрой решили перебраться в Харбин. Они нелегально, по зимнему льду перешли Амур. У сестры был маленький сын, так они его в какую-то бочку посадили и на тележке за собой тащили.

Без вещей? Почему?

Матери было 23 года, думаю, они с сестрой не захотели жить под большевиками, может быть, была и другая причина, не знаю. Все родственники потихоньку перебрались в Харбин. Их было три сестры и брат. Насчет брата я не уверен, а вот дядя тоже вскоре перебрался в Харбин, а затем, кажется, в Циндао.

В Харбине мать устроилась горничной в какую-то семью. Она хорошо готовила, потом эта семья переехала в Шанхай, и забрала ее с собой. В то время ей было уже лет 25-26.

Моя сестра родилась в 1929 году в Шанхае. Так что, по всей видимости, мать познакомилась с отцом где-то в 1927 году. Знакомство состоялось так. Мать ходила к евангелистам и была очень религиозной. Однажды мой отец пришел на собрание. Пресвитер был знаком с моим отцом, раньше пресвитер тоже был православным, но после того как он женился на евангелистке, он стал евангелистом. И вот этот пресвитер вместе с женой открыли евангелистское собрание в Шанхае. Пресвитер часто приглашал отца на собрание. Так отец познакомился с моей мамой. Они решили пожениться, но отец был православным, и как мне рассказывали, он перекрестился в евангелисты. Отец женился на маме, а в 1929 году родилась сестра. Евангелисты что-то пообещали отцу, но не сделали, с тех пор он их ненавидел и к ним больше не ходил, он этого пресвитера больше не хотел видеть. И опять пошел в православную церковь. В 1932 году родился мой брат, а в 1934 родился я. Отец тогда работал в автобусной компании. Помню, отец всегда рано вставал, надевал белую форму и шел в пекарню за бубликами. В то время набирали иностранцев для контроля за китайскими билетерами и поддержания порядка. Обычно такой работник заходил в автобус или трамвай и проверял билеты у всех пассажиров. Он был человек в белой форме и фуражке. Однажды произошел такой случай. Зайдя в трамвай, отец начал проверять билеты. В трамвае был один русский, офицер бывший, возможно, он знал отца, он унюхал, что от отца пахнет алкоголем, (отец любил выпить, но не был пьяницей), и пожаловался на него. После этого случая отца уволили. Когда он был в автобусной компании, мне уже было четыре года, и мы уже жили на Рут Валлон (Nanchang Lu). Раньше она еще называлась Нахаловка. Оля Николаева жила на одной стороне, а мы на другой.

А как фамилия, имя, отчество отца и матери?

Отца — Алексей Николаевич Титов, а мамы — Мария Федоровна Забродина. Я говорил с мамой про космонавта Титова, кто знает, может быть, родственники. Когда отца уволили из этой компании, мы переехали на Сянъян Лу (Xiangyang Lu) 306, бывшая Ж’нан де ля Тур, где жило много русских. Отец начал работать во французской полиции. В полиции был такой порядок: служащие в отделении полиции носили каски, а волонтеры носили фуражки.

Отец был волонтером?

Он был волонтером, как и многие русские в Шанхае. Они охраняли границу французской концессии. На авеню Фош, нынешняя Янань Лу (Yan’an Lu) была граница с проволочным заграждением, с козлами — загородками, где были лишь маленькие проходы, на которых стояли посты для проверки документов.

Какие нужны были документы, чтобы перейти из одной концессии в другую?

Иностранцам не надо было предъявлять никаких документов. Документы требовали от китайцев. Старались поймать хунхузов, воров, тех, кто нес нелегальные товары. Нас никто не останавливал, ничего не спрашивали. Например, в 40-х годах, во время войны, в 8-9 лет, я был скаутом. Как раз после иностранного Рождества нам устроили новогодний праздник. Праздник проводился под руководством Общественное Собрания, оно еще называлось Русское общественное собрание, которое находилось на Шэнси Нань Лу (Shaanxi Nan Lu), или раньше Simon Road, и Yan’an Lu. У меня есть фотографии, до 1995 года этот дом еще стоял. Мне только было 9 лет. Я пошел на праздник и вернулся домой в 11 часов вечера. Прошел через эту границу, и никто меня не спрашивал, там стоял, как всегда, один китайский полицейский и волонтер.

А вы, когда были маленьким, участвовали в каких-либо детских организациях, движениях, типа скаутов?

Да, я был скаутом, брат тоже был скаутом. Я помню, мне было 6 лет, когда я поступил к ним.

А чем они занимались?

На Маомин Лу (Maoming Lu) находились апартаменты и гаражи для квартирантов, у которых были машины. Один гараж был пустой, вот там скауты организовали свой штаб. Нас было человек сорок. И я помню, мы маршировали по улицам, по Фэньян Лу (Fenyang Lu), где находится памятник Пушкину, по Хэншань Лу (Hengshan Lu), у нас были желтые галстуки, посохи. Летом на Хуайхай Лу (Huaihai Lu) и Фэнъян Лу организовывали лагерь, где устанавливали палатки. Некоторые оставались ночевать в лагере, но я возвращался домой. У нас было свое знаме скаутов, зеленое полотно с изображенным на нем трилистником.

А скаутами были только русские или было много других иностранцев?

Нет, только русские. Были маленькие барабанщики, они обычно шли впереди колонны. Они носили белые с черным аксельбанты

А учились где?

Тогда все люди среднего достатка и бедные учились в школе Реми, Юнкан Лу (Yongkang Lu) нынешняя. Там было много русских. Позднее в школу стали принимать индусов. У меня был друг индус, он и его сестра учились в этой школе. В моем классе была одна китаяночка, она говорила по-русски. Но она не была «полукровкой», родители ее были китайцами.

А на каком языке велось обучение?

Реми обучал на французском языке, программа вся была на французском. История Франции, география, математика и т. д. Один час в неделю — русский и английский языки. Еще приходил православный священник, преподавал Закон Божий один раз в неделю. Но дома все всё равно общались по-русски и немного по-английски. Английский хорошо преподавали, медленно, как в американских школах, но сразу все на английском. Большинство преподавателей были русские с французским образованием. Может быть, это были русские беженцы-эммигранты, приехавшие из Франции. Были и те, кто приехал из Сибири, знал французский язык и поступал в эту школу учителем.

А ваш брат тоже там учился?

Да. Мы все трое там учились — сестра, брат и я. Но брат недолго там учился, не знаю, стоит ли об этом говорить. В те времена в русской колонии, особенно среди мальчишек, было много антисемитов. Брат один раз в школе что-то нарисовал и назвал «еврейская рапира», или шпага, подошла учительница, она была еврейка, и спрашивает: «А что это такое?». Он говорит: «Это еврейская рапира.» Я не знаю, откуда он это взял…. Она его сразу же за ухо и — к директору. Директор вызвал всю школу на игровую площадку, построил квадратом, вызвал перед всеми: «Титов Игорь!». Игорь вышел. Директор взял брата за ухо и вывел на улицу.

Дальше он не получил никакого образования?

Нет, он самоучка.

По-моему, это не справедливо было со стороны преподавательницы так поступать с ребенком.

Сейчас я думаю, почему, зачем они это сделали? Может быть, чтобы поддержать дисциплину в школе, может, она обозлилась на него, подумала, он антисемит… Мы не были антисемитами.

Он дальше учился в семье?

После этого он пошел на работу, ему было только 10-11 лет. На Маомин Лу была фабрика по производству картонных коробок. Все, даже девочки, которые больше не хотели учиться, шли на эту фабрику. Малыши, которым было по 10-12 лет, сидели и лепили эти коробочки. Зарабатывали, конечно, копейки. Потом, когда брат подрос, пошел «мальчиком» в обувной магазин на Хуайхай Лу. Это был вполне хороший магазинчик. Он помогал выбирать туфли, относить заказы. После этого он пошел работать в женскую парикмахерскую Antuan на Хуайхай Лу между Маомин Лу и Жуйцзин Лу (Ruijin Lu). Эта парикмахерская была достаточна известна. Хозяином парикмахерской был испанец Антуан. Антуан обучал брата своему ремеслу. Вход в парикмахерскую был из пассажа. Пассаж находился недалеко от Cathey. Частыми посетителями парикмахерской были американцы, которые жили напротив театра «Лайсеум» (Lyceum Theatre), там, где был Cathey Mansions или старый отель «Цзинцзян» (Jinjiang Hotel). Нередко они оставляли брату чаевые. Позже Антуан закрыл свою парикмахерскую, продал ее и уехал обратно в Испанию. Брат пошел работать в гараж механиком, который находился напротив театра «Лайсеум», сейчас там магазин. Когда брату было 14-15 лет, он начал заниматься боксом, как и другие мальчишки. Там, где мы жили, летом или после работы они вешали гири и тренировались. Отец нам потом купил перчатки. Брат хотел стать боксером. Иногда на Dashijie (развлекательный центр «Большой мир») устраивали боксерские поединки — иностранцы против китайцев, конечно, иностранцы проигрывали, но по три раунда держались. Китайцы бурно поддерживали аплодисментами. После окончания матча шли на Фусин Лу (Fuxing Lu), ели китайские пельмени. Через некоторое время на Шэнси Нань Лу сделали хорошую спортивную арену. Там играли в волейбол, баскетбол, проводили матчи по боксу. Также были организованы несколько профессиональных матчей. Один раз брат участвовал в таких соревнованиях, проиграл, конечно. Помню нескольких китайских боксеров — одного, который боролся с моим братом, звали Будда Чан. Он был низенький, почти без шеи, и очень хороший боксер. Моему брату было приятно с ним бороться, хоть он и знал, что проиграет. А потом на Шэнси Нань Лу его поставили против боксера по имени Тайфун Лин. Они знали друг друга, потому что Тайфун Лин приходил к нам на Шэнси Лу тренироваться с другим боксером.

А вы тоже подрабатывали?

Нет, я, как только занятия в школе заканчивались, прибегал в парикмахерскую к брату, ждал его в пассаже — он заканчивал и говорил: «ОК, пойдем в кино!»

А вы как долго учились?

В 1945 году, или даже в 1944-м, когда в Нормандии высадился десант, а американцы освободили Францию, китайское правительство получило территорию французской концессии под свою юрисдикцию. Все французы: месье Да Рогуа, который работал во Французском колледже, месье Никола, который преподавал в Реми, все они вернулись во Францию. Школу Реми возглавил китаец. В сентябре 1944 года я пошел в школу, но там стали нанимать китайцев. Несколько русских сразу ушли в другие школы, а я остался. Занятия проводились только в первой половине дня, потому что после обеда приходили ученики из Французского колледжа в наши классы, так как здание Французского колледжа забрали либо японцы, либо китайцы. У них не было больше помещения. В тот год я плохо учился. В 1945-м году я не пошел учиться в Реми, все иностранцы ушли учиться в другие школы, и в школе обучали одних китайцев. 1945 год, лето — закончилась война, в августе был парад на Хуайхай Лу. В нем также участвовали китайцы и американцы. Американцы пускали хлопушки. Было очень красиво. В то время, это был сентябрь-октябрь, прибыл американский флот, и их крейсер «Сент-Пол» стоял на Ванпу. Крейсер стоял напротив здания таможни (Custom House). Моряки высадились на берег. Многие мальчишки знакомились с американскими матросами, вместе с ними шли гулять по улицам. Они знали, что мы голодные, и поэтому часто нас угощали. В 1946 году я пошел учиться в Русское коммерческое училище, которое находилось на Хэншань Лу за отелем «Хэншань» (Hengshan Hotel), один квартал налево. Сейчас там все перестроили. Я ездил туда, не мог найти это место. Два года я учился в этом училище. Обучение велось на русском языке. При школе была церковь, «приютяне», те, кто были в приюте Святого Тихона Задонского, все учились там. Многие мои друзья из школы Реми тоже учились в этом училище. Раз в неделю проводились занятия по английскому и французскому языкам. Я хорошо говорил по-французски, и был лучшим в классе по этому предмету. Но по-русски мне еще трудновато было, особенно трудной для меня была математика на русском. Но ничего, перешел в следующий класс. Так как архиепископ Иоанн был заведующим приюта Тихона Задонского, он проводил службы, все ученики прислуживали. Потом в Соборе на Сянъян Лу (Xiangyang Lu) сдавали экзамен по Закону Божьему архиепископу Иоанну. Перед экзаменом была служба в Соборе, надо было прислуживать, и он знал, кому какие отметки ставить. Сейчас, оглядываясь назад, мне даже обидно, что я не слушался, надо было ходить в церковь. Но у меня дома была, как бы вам сказать, гроза, отец со мной ходил в субботу вечером в православную церковь, а мать утром на свое собрание.

А. Д. — То есть они водили вас и туда, и туда? Всех детей водили?

Отец брал в православную церковь только меня. Брат и сестра оставались дома. Служба проходила так: архиепископ Иоанн всегда стоял посередине церкви, отец стоял справо от него со мной. Я, маленький 6-7 летний мальчик, смотрел на архиепископа Иоанна. А архиепископ Иоанн всегда вот так вот искоса на меня смотрел.

После двух лет в русском училище многие перешли в другую школу, которая называлась колледж Святого Михаила, это была иезуитская школа, там тоже при школе была церквушка. Католическая служба проходила на русском языке, священники были англичане, был один русский — отец Андрей. По слухам, отец Андрей был каким-то князем. Эта школа находилась на Чанлэ Лу (Changle Lu), если идти по Жуйцзин Лу (Ruijin Lu) и заворачивать направо на Чанлэ Лу (Changle Lu), метров сто, там сейчас китайский ресторан внизу, а наверху так и осталась школа. Я ходил туда как-то раз. Сейчас к зданию школы пристроили еще одно здание. Я зашел и пошел по наружной лестнице наверх на второй этаж. Никто меня не остановил. В это время школе шли уроки. Прошел по коридору и увидел те классы, в которых я когда-то учился. Я вдруг вспомнил, что однажды я себя плохо вел, и меня выставили из класа за плохое поведение. Я стоял в коридоре один, когда меня заметил завуч. Он подошел ко мне и сказал: «Дай руку!» и ударил линейкой по руке… В этой школе я проучился с сентября 1948 года по март 1949 года, потом мы уехали.

Вы еще рассказывали интересную историю, как вы газеты продавали.

Это уже было под конец войны. В то время продавались газеты «Новая Заря» и «Время». «Новая Заря» была больше ориентирована на советскую сторону. Газету «Время» издавал японец Куроки-сан, и она была ориентирована на американо-японские отношения. Помню, ходил один бедный старичок с бородкой и кричал: «Новости дня, новости дня, Гитлер скоро будет такой же, как я!». Все смеялись и покупали газету.

Так вы продавали не «Новую зарю», вы продавали «Время»?

Да, продавал. Но газеты расходились плохо. Мало кто хотел покупать.

А во время войны, какова была жизнь русской колонии, отношения с японцами?

Японцы вели себя довольно мирно по отношению к нам. Я не знаю почему, может быть, с тех пор еще, с Владивостока. Я полагаю, что они понимали, что русские в Шанхае — это беженцы из советской России. Мы против них не шпионили, хотя, может, и были те, кто шпионил, но я не знаю. Я тогда был еще мальчишкой, мы с ребятами часто наблюдали отряды японцев. Они ходили строевым шагом, пели песни. Видел японские казармы, видел, как тренировались японцы. У них были длинные палки, на концах которых было что-то намотано. Они выполняли какие-то упражнения и при этом кричали. Иногда японцы приходили в парк Сянъян (Xiangyang), общались с нами, фотографировали нас.

А ваши родители чем во время войны занимались? Мама так и не работала?

Мама работала в одной семье. Во время войны отец работал волонтером в полиции. Когда война закончилась, он пошел работать в английскую консессию, и проработал там примерно один год.

В 1949 году, когда к власти пришли коммунисты, русские, живущие в Шанхае, вынуждены были покинуть Китай. Четыре корабля с беженцами-эмигрантами на борту направились на Филиппины.

Сколько времени вы пробыли на Филиппинах?

На Филиппинах мы пробыли 6 месяцев, с марта по сентябрь 1949 года.

И какие условия там были? Вы говорили, палатки? Это был палаточной городок?

Да, мы жили в палаточном городке на Тубабао. Так как мы были беженцами, у нас была своя территория, которая охранялась филиппинскими полицейскими, или так называемыми constabularies. Территория была ограждена во избежание инцидентов с местными жителями. Но было место, где филиппинцы продавали кое-что, было кино…

Вам нельзя было выходить?

Можно было, но только по делам. Моя сестра и ее муж поженились в лагере, и потом они ездили регистрироваться в филиппинский городок острове Самаар в 20 километрах от лагеря. Скауты выходили за пределы лагеря. В это время епископ Иоанн тоже находился на Тубабао. Недалеко от лагеря под его руководством была построена церковь.

А потом он полетел в Америку договариваться с властями, чтобы можно было этих беженцев принять?

Да архиепископ хлопотал, чтобы беженцам с Филиппин разрешили ехать в Америку. Позже, когда мы уже уехали с Филиппин, в Калифорнии вышло разрешение на въезд беженцев. В то время в Америке было очень много беженцев отовсюду. Русские с Филиппин обосновались в Сан-Франциско.

А почему именно в Сан-Франциско?

Потому что в Сан-Франциско была русская колония. Также была церковь, где молоканы проводили собрания. Собрания проводились редко. Я вместе с мамой ходил на собрания молоканов.

Значит, ваш путь из Шанхая можно описать таким образом: вы уехали 23 марта 1949 года, потом оказались на американском пароходе.

Да, пароход назывался «Marine Jumper».

Да, такая «Одиссея» у вас — Шанхай, Тубаобао, потом кругосветное путешествие через Цейлон, через Красное море, через Суэцкий канал, в Италию, в Неаполь, потом в Геную, потом в Рио-де-Жанейро, потом — Парагвай, и Аргентина.

Совершенно верно. Помню мы всю ночь ехали до Генуи на поезде, там нас определили в итальянский пансион. После того, что было в лагере в Неаполе это был рай: белые простыни, три раза в день давали кушать. Но так продолжалось три-четыре дня, а потом на пароход, на французский пассажирский пароход «Кампана». На следующий день мы прибыли в Марсель, где пробыли один или два дня, и опять поплыли через Средиземное море в Атлантический океан, до Карра, Сенегала, Западной Африкм, и потом через Атлантический океан в Рио-де-Жанейро.

В Рио-де-Жанейро мы пробыли только три дня, но нам разрешили только сойти на берег, погулять, посмотреть. Через три дня мы снова были в пути. Мы поплыли в следующий порт — на юг от Рио-де-Жанейро, порт Сантос, и там нас высадили. Мы сели на поезд и поехали на запад, через горы, от Сан-Пауло километров 50. Ехали до тех пор пока поезд не прибыл на какую-то станцию, которая больше походила на товарный склад. Там мы и разместились. Жили по два человека в «комнате», женцины и дети отдельно от мужчин. Это были ужасные условия: жара, москиты. Целую неделю мы находились на этой станции. А потом на бразильских самотетах Air de Brazil мы отправились в Парагвай. Каждый день летало по 2 самолета, на борту которого размещалось по 25-26 человек. За три дня все беженцы были перевезены с той станции.

В Парагвае в то время не было аэропорта. Я выглянул из окна самолета, и все, что я увидел, — это скот на поле. Самолет приземлился на поле. Кстати, я был там позже в 1988 году. Поле так и осталось незастроенным.

А что это вас в 88 году занесло туда?

В 1988 я ушел из армии и был уже пенсионером. У меня была возможность из Аргентины поехать на автобусе в столицу Парагвая Асунсьон. Когда я проезжал мимо того поля, я сразу понял, что это именно то место, куда мы первый раз прилетели.

А как вы из Парагвая уехали в Аргентину?

Оттуда был только один путь — через речку, нелегально. Легально никого не выпускали. Тех, кого ловили на аргентинской стороне, посылали обратно. Были слухи, что тех, кто перебирался через речку, лодочник-парагваец мог убить, либо покалечить.

Ну а потом как-то можно было легализоваться?

В то время в начале 50-х годов, когда русским стали давать разрешение на выезд, многие стали продавать свои фермы и ехать в Асунсьон. Пробыв некоторое время в Асунсьоне, люди подавали документы на оформление визы и потом уезжали в Америку. В то время мне уже исполнилось 16 лет. Я устроился на работу в один магазин. В Парагвае на основании тех документов, с которыми я был на филиппинских островах, где были мои отпечатки пальцев и фотографии, мне заново оформили документы. А потом я подал документы на легализацию. В то время у власти стоял Перон. Так как в его представлении все русские были коммунистами, он проявлял недоверие к русским. Я даже разговаривал с одним представителем русских, который был в Аргентине и просил, чтобы Перон разрешил русским эмигрантам въехать. Сначала Перон согласился, а потом сказал нет. Так мы жили и работали в Асунсьоне. Нам дали разрешение работать, но документы не оформили. И, наконец, в 1955 году, когда сместили Перона, началось легальное оформление документов для эмигрантов.

А потом как вам удалось уехать в Америку?

Когда документы были оформлены, мы сразу подали на визу. Сестра моей мамы, которая осталась на Филиппинах, тоже переехала в Америку. Наша семья поддерживала с ней переписку. Брат был женат на аргентинке, и поэтому он мог уехать по другой визе. Сестра вышла замуж за русского шанхайца, его признавали как китайца. И вот когда я пошел с родителями в консульство, нам сказали, что они могут ехать, а я нет. Как только мои родители приехали в Америку, они сразу подали на оформление необходимых документов для меня. Я не был ни на ком женат. А через пять месяцев мне пришел вызов из Америки.

Сколько вам было лет тогда?

25 лет.

Возвращаясь к жизни здесь, в Шанхае, давалось ли какое-то домашнее образование?

Были семьи, в которых было домашнее образование, в нашей семье оно не удалось. Отец постоянно работал, мама была образованной, но у нее тоже не было времени на то, чтобы нас учить. Получилось так, что выучились мы сами. Брат закончил обучение в 10-11 лет. Сестра училась до 13-14 лет, а потом тоже ушла из школы.

Вы когда уезжали из Шанхая, у вас было много вещей с собой?

У каждого было по чемодану с вещами. Еще был один сундук, но его забрали, и он пришел уже не с тем пароходом, на котором ехали мы.

У вас сейчас остались вещи того шанхайского периода?

Осталось несколько вещей. Есть фотографии с Филиппин, где сестра на фоне палаток на берегу. Есть одна фотография, где мама держит мою сестру, ей месяца 3-4. Я старался найти наш дом, он как раз стоял возле дома номер 12. Там и сейчас по-китайски написано «12», но улица, похоже, не та. Каждый раз, встречая более или менее похожий дом, я останавливаюсь в надежде, что этот дом именно тот, в котором мы когда-то жили.

Еще у меня есть фотография отца, когда он служил в полиции. У них была казарма на Чжаоцзябань Лу (Zhaojiabang Lu), там раньше был канал, на фотографии видно казарму, снег, и их человек 70, одетых по форме, некоторые стоят, другие на колено присели.

В каком году вы в первый раз приехали в Шанхай после того отъезда на Филиппины?

В 1995 году. Когда я приехал, я долго не мог поверить, что я в Шанхае.

Каким вы нашли Шанхай?

Красота! Мне так понравилось! Сперва, я летел из Сан-Франциско на Canadian Airlines, затем в Ванкувере пересел на другой самолет, через Россию, через Сибирь, Провидение, Магадан, Хабаровск, Харбин, Пекин. В Пекине была проверка паспортов. Потом сели на самолет и прилетели в Шанхай. Впечалила чистота, хороший аэропорт. В аэропорту ко мне подошел китаец и обратился ко мне на английском языке: «Excuse me, may I have your passport?» («Разрешите Ваш паспорт».). Я ему даю мой паспорт, смотрит, говорит: «What is your occasion to be in Shanghai?» (Какова цель Вашего приезда в Шанхай?). Я говорю: «I was born here!» («Я родился здесь».)… «Welcome back!!!» («С возвращением Вас!»). Настолько приятно! Потом поехал в отель, из отеля на Вайтан, смотрю: «И это наш Банд? Какая чистота, красота!!!». Однажды утром я стоял на Шэнси Нань Лу, на углу Хуайхай Лу, в 7 часов утра, подъезжает один рикша на велосипеде, берет мешок из мусорного бака, и кладет чистый мешок в урну, уезжает. Следом за ним подъезжает еще один китаец, у него бачок с водой, и он эту урну вымыл и уехал. Я смотрю и думаю: «Неужели они так делают? Чистота!!!». Я также заметил много китайцев с красными повязками, они следят за порядком. Один молодой китаец бросил какую-то бумагу, ему сразу предъявили штраф 10 юаней. Мне понравилось в Шанхае.

Я также ездил в Аргентину два раза, один раз был в Бразилии, чтобы повидаться с друзьями.

А в Аргентине остались русские или все уехали в Америку?

Нет, в Аргентине были русские, которые раньше приехали из Европы и России.

Сразу после революции?

Там даже была церковь. Под покровительством одного священика это церковь принимала прихожан. Много русских было там, но я ни с кем не был знаком. Знал только одну русскую девушку из Парагвая.

А из старых шанхайцев, кроме Николаевых, вы еще с кем-нибудь поддерживаете связь?

Да, есть мои друзья, которые были соседями, мы выросли вместе, жили тогда на Сянъян Лу. Две сестры, один брат, по фамилии Чириковы. Девочки замужем, уже бабушки, их брат Виктор — у него недавно в 1996 или 1997 году случился припадок.

А они где сейчас живут?

Они живут в Америке, одна сестра живет в Accovile, другая в Entiok, у них хорошие отношения. Их брату уже 70 лет, недавно его поместили в дом престарелых. Муж сестры Михаил — мой хороший друг, он тоже жил в Шанхае, на том месте где сейчас магазин «Парксон», на Хуайхай Лу. Когда мы были маленькими, я всегда ходил к нему на день ангела 21 ноября. Когда приехал в Шанхай в 1995 году, увидел что на этом месте уже построили «Парксон». Я ему написал открытку со стихом на английском: «Твоего дома больше нет. Всегда буду помнить твой день ангела». Есть одна моя знакомая, которая живет сейчас в штате Сиэтл, мы вместе с ней родились в госпитале «Жуйцзин» (Ruijin Hospital), раньше это был французский госпиталь.

В день моего рождения в декабре 2000 я приехал в Шанхай. Я заранее пошел в госпиталь «Жуйцзин», познакомился с одним аптекарем, рассказал ему, что я хочу на мой день рождения прийти сюда. Он сказал: «Приходи ко мне в офис…» Я пришел к нему в офис, налил шампанское в бумажные стаканчики. Я хотел сфотографироваться с работниками больницы, но они отказались, так как находились на работе. Но у меня фотография есть, где я один с шампанским. Меня спрашивали: «Ну почему ты едешь в Шанхай, ну что там в Шанхае?». Но для меня это так важно было, приехать обратно в Шанхай на мой день рождения и отпразновать мой день рождения там, где я родился. Пусть это будет не именно та палата, но главное это то место, та больница, где я родился. А в прошлом году в июне в Шанхай приехал мой брат, и мы с ним пошли опять в эту больницу, опять встретились с тем работником больницы. Я говорю: «Почувствуй что-нибудь для себя…» Вы знаете, в мире столько много русских беженцев, которые никогда не смогут вернуться на свою землю, туда где они родились. Для меня Россия — родина моих отцов. Кровь у меня русская. Но Шанхай — это что-то особенное, я здесь родился, поэтому меня так тянет обратно…

Данный материал подготовлен в рамках работы действующей при РКШ Секции изучения истории русской эмиграции в Китае. Благодарим Александру Дроздову и Валентину Кругликову за помощь в подготовке данного интервью к публикации.

© Михаил Дроздов. РКШ. При частичном или полном использовании материалов ссылка на РКШ обязательна.