Русский клуб в Шанхае

Шанхайский симфонический оркестр. Начало 1950-х. Второй слева в верхнем ряду – мой отец.

История обыкновенной семьи в ХХ веке зачастую приобретает необыкновенные черты: достаток сменяет нищета, музыкальное творчество вынуждено уступить место ручному труду до кровавых мозолей, а жизнь в эмиграции в Шанхае заканчивается возвращением в Неплюевский совхоз Челябинской области. Все это было тогда делом обычным и простым. Но из этих простых историй человеческих судеб и складывалась простая и грозная История страны и История эмиграции. Именно об этом записи М. И. Марьинской, которые пришли в «Русский клуб в Шанхае» в уже непривычном для современного человека обычном почтовом конверте.

***

Автор: Марина Марьинская

О родителях моей бабушки по отцовской линии Анне Владимировне и Сергее Александровиче Лалош я знаю немного. Сергей Александрович был младшим сыном богатой украинской помещицы, их имение находилось в станице Лозовая Севастопольская. Когда едешь на юг поездом Свердловск-Новороссийск, то обязательно проезжаешь эту станцию. В семье была традиция — обеспечивать материально дочерей, а сыновья должны были сами пробивать себе дорогу в жизни.

У матери Сергея Александровича было четыре дочери, на богатое наследство он рассчитывать не мог, так он оказался вдали от родного гнезда, сначала во Владивостоке, где служил на железной дороге начальником службы таможенных сборов и пошлин, а в 1914 году был переведен с повышением в Управление КВЖД, которое находилось в Харбине. Возможно, это спасло ему жизнь, так как имение матери было в 1918 году разграблено частями Красной армии, а все его родственники погибли от тифа. О предках Анны Владимировны мне ничего неизвестно.

1930-е гг. Харбин. Папа (крайний слева) с коллегами музыкантами.

У Сергея Александровича и Анны Владимировны было 5 детей: Николай, Ольга, Александр, Мария (моя бабушка) и Георгий. О Николае мне известно, что он был намного старше бабушки, совсем юным уехал в Америку, и следы его затерялись. Любимый бабушкин брат Александр умер молодым, катаясь на катке, он сильно ушиб ногу, через полгода на месте ушиба возникла злокачественная опухоль (саркома), которая в возрасте 21 года свела его в могилу. Младший брат бабушки Георгий Александрович Лалош в 1921 году, в одно время с бабушкиной семьей, эвакуировался из Владивостока в Харбин. Это было суровое время, когда на Владивосток с одной стороны наступали части Красной армии, с другой японцы. Ни от тех, ни от других мирные жители не ждали ничего хорошего. В Харбине Георгий Александрович вел жизнь, типичную для бедного эмигранта, то есть не гнушался любой работы, чтобы прокормить семью: был санитаром в больнице, официантом в ресторане. Умер он в возрасте 45 лет, незадолго до того, как в Харбин вошли советские войска.

Его сын Николай, дочь Муся и вдова Ефросинья были арестованы и отправлены в советский концлагерь где-то возле Караганды. Все они пробыли там до 1955 года. В 1970-х годах Николай приезжал в гости к бабушке. После её смерти все связи с ним были утеряны. Возможно, он еще жив.

Портрет бабушки нарисован дедом Александром Владимировичем Ивановым в год её смерти.

Моя бабушка, урожденная Мария Сергеевна Лалош, родилась в городе Владивостоке 7 июля 1895 года. От трех браков она имела четырех детей: Иннокентия (1910), Елену (1914), Марию (1920) и Владимира (1936).

Мой отец — Иннокентий Павлович Завиша-Чарный был сыном от ее первого брака с Павлом Иннокентьевичем Завиша-Чарным, потомком знаменитого польского аристократического рода. Упоминание о роде Завиша, восходящее к XI веку есть в романах Генрика Сенкевича. В 1990 году я была в Польше и пыталась больше узнать о своих предках по польской линии. Оказалось, что род этот весьма знаменит. В Варшаве, в музее есть портрет основателя рода, героя битвы при Грюневальде (1410). За черную окладистую бороду он, по королевскому указу после битвы при Грюневальде, получил прозвище Чарный. Все его потомки, чтобы не путать их с другими представителями славного рода стали носить фамилию Завиша-Чарные. В Варшаве есть площадь Завиши-Чарного, есть теплоход его имени, есть конная академия, основанная одним из его потомков. Представители нашего рода в XVII веке были старостами (главами администрации) Минска. Их портреты по сей день хранятся в картинной галерее Минска.

Ну а мой дедушка Павел Иннокентьевич Завиша-Чарный оказался на краю государства Российского по вине своего деда, тоже Павла Иннокентьевича, который был участником польского восстания 1863 года. Вместе со многими другими молодыми польскими дворянами он был лишен титула, имущества и отправлен на каторгу в Сибирь. Здесь он женился на сибирской казачке, а его сын и внук (мой дед) пошли по военной части. В 1914 году в должности штабс-капитана Павел Иннокентьевич был отправлен на фронт, где пропал без вести, а бабушка в возрасте 19 лет осталась одна с двумя малолетними детьми — Иннокентием 4-х лет от роду и грудной Еленой.

Второе кратковременное замужество не принесло ей счастья. В 1921 году, в ночь под Новый год, её второй муж Николай покончил жизнь самоубийством не оставив предсмертной записки. От этого брака у бабушки осталась дочь Мария 1920 года рождения.

В третьем браке с Александром Владимировичем Ивановым, которого я всегда считала своим настоящим дедушкой, бабушка прожила долгую и счастливую жизнь. Вышла она замуж за него в возрасте 29 лет в 1924 году. Дед был младше её на 11 лет, ему было 18. Это была романтическая история. Дед работал санитаром в больнице, а бабушка лежала там после удаления аппендицита.

Ухаживаниям юнца, у которого молоко на губах не обсохло, бабушка не придавала серьезного значения, ведь у неё на руках было трое малолетних детей, тут не до романтических увлечений. Молодой человек настойчиво предлагал ей руку и сердце, а, получив категорический отказ, выпил смертельную дозу опия на глазах у жестокосердой красавицы. Деда, слава Богу, спасли, и бабушка вышла за него замуж, чтобы не стать виновницей загубленной юной жизни. Но прожили они на редкость счастливо. Таких идеальных семейных отношений я больше не встречала.

До 1921 года бабушка жила в родительском доме во Владивостоке, а некоторое время после замужества она жила с первым мужем на ст. Гродеково, где и родились её дети Иннокентий и Елена. После отъезда мужа на фронт (1914), бабушка вернулась во Владивосток, откуда эмигрировала в 1921 году в Харбин. До 1925 года бабушка жила с родителями и служила в Управлении КВЖД секретарем-машинисткой. В 1925 году в Харбин, который был российской концессией прибыли советские эмиссары, они уволили все прежнее руководство, а младшему обслуживающему персоналу, к числу которого принадлежала моя бабушка, предложили написать заявление на получение советского гражданства. Дед и бабушка были молодыми и полными энтузиазма людьми, они верили в коммунистические идеи и радовались возможности стать полноправными советскими гражданами. Однако советские паспорта им удалось получить только в 1929 году, как раз к тому времени, когда Харбин оккупировали японцы.

Японцы уволили с КВЖД всех успевших получить советское гражданство и запретили брать их на работу на другие предприятия города. Дед и бабушка остались без средств к существованию, содержание семьи легло на плечи моего отца, которому было лишь 18 лет. К тому времени он был уже хорошим музыкантом. В поисках заработка отец уехал в Шанхай.

Этот крупный портовый город был разделен на 4 иностранные концессии. Там было много крупных иностранных фирм, торговых центров, гостиниц, ресторанов, ночных клубов. Отец усердно работал и хорошо зарабатывал. В 1932 году в Шанхай переехала вся семья. Дед поступил на работу в крупную радиофирму. Здесь он стал высококвалифицированным специалистом по ремонту радиоаппаратуры.

С этого времени и до конца жизни бабушка была домохозяйкой.

В 1947 году им разрешили вернуться на Родину. Местом жительства определили станцию Егоршино Свердловской области, дали комнату 8 кв. м. по ул. Паровозников. Дед поступил на работу на Егоршинский радиозавод. В 1960 году, чтобы получить более просторное жилье ушел работать в лабораторию автоматики Егоршинского шахтоуправления.

Последние годы жизни бабушка с дедом имели очень скромный достаток. После их смерти мне достались от бабушки Библия, изданная в 1922 году Британским и иностранным обществом в Лондоне, серебряная столовая ложка с фамильным вензелем и портрет бабушки последних лет жизни, нарисованный дедом Сашей.

А. В. Иванов перед возвращением в Россию. 1947 г.

Мой дедушка Александр Владимирович Иванов родился 17 мая 1905 года. Его родители: пристав Новониколаевского уезда Томской губернии Владимир Александрович Иванов и Мария Карловна Иванова (урожденная Шульц) имели троих детей: Инну, Александра и Кирилла. Александр был средним. У меня сохранился Формулярный список о службе бывшего пристава Барнаульского уезда Коллежского асессора Владимира Иванова. Список составлен в 1902 году. Сохранилась также копия аттестата (по современному — резюме) Владимира Александровича Иванова. Из этих документов следует, что был он сыном дворянина Московской губернии, окончил курс наук во Втором Московском кадетском корпусе и в службу вступил в 1884 году. В документах указано, что в 1902 году ему было 36 лет, то есть он 1866 года рождения и в 1884 году ему исполнилось 18 лет. Уволен в отставку по собственному желанию в апреле 1906 года в возрасте 40 лет с должности пристава Третьего стана Барнаульского уезда Томской губернии. За выслугу лет ему назначена пенсия 192 рубля в год. В этом же аттестате имеются сведения о размере его оплаты труда в год: 294 рубля жалованья, 294 рубля столовых, 450 рублей канцелярских и 180 рублей квартирных. Итого — 1218 рублей.

Известно, что Владимир Александрович Иванов был последним из 10 детей любимой сестры Федора Михайловича Достоевского Веры Михайловны Достоевской.

Мой дед, Александр Владимирович Иванов, в возрасте 10 лет (1915) был определен на обучение в Кадетский корпус Барнаула. В 1918 году, когда к Барнаулу подходили красные войска, корпус эвакуировали сначала во Владивосток, а в 1921 году в Харбин. С тех пор он не имел известий о своей семье, которая осталась в Томске, а родные ничего не знали о судьбе своего сына. В Харбине он некоторое время работал санитаром в больнице, затем учителем гимнастики и ручного труда. Харбин входил в состав Особого Района Восточных Провинций, где были русские органы управления, в том числе Департамент народного просвещения О.Р.В.П. В числе памятных вещей у меня сохранилось Свидетельство на право преподавания в учебных заведениях Особого Района Восточных Провинций, выданное моему деду этим департаментом. Бережно храню я также логарифмическую линейку, изготовленную в Чикаго, ещё до Великой отечественной войны. Дед пользовался этой линейкой до самой своей смерти в 1985 году.

Дед имел художественные способности, хорошо рисовал, занимался резьбой по дереву. На один из дней рождения он подарил мне скульптурную группу из дерева «Русские витязи». Дед умер в городе Артемовском 19 января 1985 года в возрасте 79 лет.

Мама в период расцвета ее красоты… и перед смертью

Маму свою я не помню, она умерла от туберкулеза легких и кишечника 9 апреля 1945 года. Мне в ту пору было 3 года 8 месяцев. В этот период жизни мы жили с бабушкой и дедушкой в Шанхае в квартире расположенной на улице Виктор Эммануил. Бабушка рассказывала, что родители жили дружно, любили друг друга, до своей болезни мама была хорошей портнихой и неплохо зарабатывала. Затем моя бабушка, «столбовая дворянка», обычно добавляла, что «конечно, она Кешке была не пара».

Моя мама, Варвара Платоновна Михайлина, родом из простых крестьян Рязанской губернии, её родители приехали на строительство КВЖД в 1898 году, затем её отец работал на КВЖД машинистом. А бабушка первым браком была замужем за польским графом Павлом Иннокентьевичем Завиша–Чарным. Правда, его предок по мужской линии был лишен дворянства и всех чинов и званий, будучи сослан на каторгу как участник польского восстания 1963 года, но бабушку это не особенно волновало. Брак моего папы с мамой она считала «мезальянсом». В детстве я на неё за это очень обижалась.

Здесь папе 30 лет.

Мой отец Иннокентий Павлович родился на ст. Гродеково 14 декабря 1910 года. Его детство и юность пришлись на самые бурные годы российской истории. В возрасте 11 лет ему пришлось пережить бомбежки и разруху, голод и потерю близких. Он не окончил гимназию, потому что с 15 лет должен был работать, чтобы помочь матери растить двух младших сестер: Лену и Мусю. С 10 лет отец жил в Харбине, а в 1932 году уехал в Шанхай, где вскоре и женился на моей маме. К тому времени он уже хорошо играл на трубе, был солистом школьного джаза. Отец не учился в консерватории, но был очень талантливым музыкантом. У папы было 6 детей, я и брат Георгий от первого брака, и четверо детей от второго брака. В 1947 году бабушка с мужем и младшим сыном (1936 г. р.) готовилась к отъезду в Россию. Перед отъездом бабушка нашла папе невесту — гувернантку из богатой семьи Татьяну Михайловну Брагину. Она была беременна от другого, но отец ребенка жениться на ней не собирался, поэтому брак с моим папой представлялся ей хорошим выходом из положения. Однако, мой папа, получив бесплатную домработницу и няньку своим детям, не собирался оставлять своих холостяцких привычек, и открыто гулял налево. Впрочем, это не мешало ему активно делать мачехе детей. Так у меня появились сводные братья и сестры: 1946, 1947, 1948 и 1951 года рождения.

Свои женские обиды мачеха вымещала на нас с братом. Она нещадно нас лупила и подробно рассказывала, какой кобель и мерзавец наш папочка. Одним словом, до отъезда в СССР ни нам с братом, ни папе жизнь медом не казалась. Хотя отец более чем хорошо обеспечивал семью. Последние несколько лет перед отъездом папа отселил мачеху с её детьми в другую квартиру на Хард роуд, а мы с ним жили на рю де Сёр, хотя «жили с ним» — это сильно сказано. Отец пропадал на работе. Он озвучивал фильмы на Шанхайской киностудии, был первой трубой Шанхайского симфонического оркестра, а по вечерам играл в ресторанах «ДДс», «Ренессанс», «Кавказ». Играл у Александра Вертинского и Олега Лундстрема. В свободное время он пропадал у своей любовницы Наташи Козловской. Одним словом везде успевал, а на нас с братом у него не хватало времени.

Перед отъездом в СССР, Шанхай, 1954 г. Стоят: я, брат Юра и сестра Лена. Сидят Боря, Нина (у папы на руках) Ирина.

Помню, как я часами сидела возле будочки регулировщика у трамвайной остановки и ждала папу с работы. Иногда он появлялся, брал нас с братом на работу в ресторан, кормил там ужином, мы сидели за служебным столиком и ждали, когда он закончит работу. Иногда он так и не появлялся, и мы ложились спать голодными.

Но я на своего отца обиды не держу. Уж такой он был «жизнелюбивый». Нас все- таки вырастил, выкормил, и все мы выросли работящими, самостоятельными людьми без порочных наклонностей.

В Россию папа вернулся в 1955 году в возрасте 45 лет. Это было самой большой ошибкой в его жизни. В Шанхае он хорошо зарабатывал, мог спокойно содержать неработающую жену и 6 детей. У нас была большая, прекрасно обставленная квартира. Были 3 домработницы-китаянки, которые помогали папиной жене, моей мачехе, вести хозяйство. Всё это пришлось бросить. В Россию можно было взять с собой вещей совсем немного. Мы приехали голые и босые, да к тому же попали в условия ужасающей нищеты. Как все музыканты папа был артистичен, оптимистичен, жизнелюбив, но абсолютно непрактичен. Здешняя реальность сломала его.

Всех, кто вместе с нами приехал в Россию из Шанхая, определили на место жительства в Неплюевский совхоз Челябинской области. Моего папу в первый же день отправили работать грузчиком в щебеночный карьер. Музыканты совхозу не требовались! Совершенно непривычный к физическому труду папа за день стер себе руки до кровавых мозолей. На такой работе долго он продержаться не мог.

Имея большую семью (старшей дочери было тогда 14 лет, а младшей всего 4 года), жену, которая ничего, кроме домашней работы, не умела делать, мой папа попал в экстремальную ситуацию. В России у него, кроме бабушки и деда, которые сами едва сводили концы с концами, не было ни друзей, ни знакомых. К тому же папа совершенно не умел решать бытовые проблемы: прописка в большом городе, квартирный вопрос и т.п. За границей всё это делалось легко и просто. С большим трудом он сумел перебраться на станцию Карталы Челябинской области, где до конца жизни проработал руководителем духового оркестра в клубе железнодорожников.

Зарплата у него была мизерная, но так как папа умел только играть на трубе, и ничего больше, мы жили буквально впроголодь. Каждое лето, начиная с 7 класса, я работала летом на стройке разнорабочей, чтобы заработать на учебники и школьную форму. До окончания школы я ходила в телогрейке вместо зимнего пальто.

В дальнейшем, когда дети стали взрослыми, отцовская жизнь слегка наладилась. Он восстановил старые связи с музыкантами, которые сумели лучше устроить свою жизнь, и стал ездить на гастроли.

В этот период у меня были маленькие дети, нужно было помогать состарившимся деду с бабушкой. К стыду своему я мало интересовалась папиной жизнью. Знаю, что он ездил на гастроли в республики Средней Азии, встречался там с другом молодости Виктором Коптевским (по слухам – это мой крестный отец). Работал отец в летнее время в ресторанах на ВДНХ.

Умер папа скоропостижно в 1990 году на 80 году жизни.