Русский клуб в Шанхае

Почему Бирма?

Китайский новый год, празднуемый обычно в конце января — феврале, не доставляет особого удовольствия иностранцам, не имеющих традиционных культурных связей с лунным календарём. Для нас это скорее неделя всеобщего хаоса, когда закрываются фирмы и миллионы людей рвутся на свою малую родину, за одним большим круглым столом отпраздновать наступление нового года. Уже за 1,5-2 месяца до наступления праздников билеты на любой вид транспорта не купить, то же самое и с гостиничными номерами. Радуясь наступлению весны, люди зажигают фейерверки — замечательное зрелище поначалу и выводящая из равновесия слуховая пытка в конце недели, когда перестаёшь отдавать себе отчёт о времени суток и забываешь о необходимости здорового сна. Когда разноцветный порох разрывается чуть ли не в твоей квартире, а весь город грохочет, как Сталинград под натиском армии Паулюса, перестаёшь думать о культурном обмене и планируешь сбежать в следующем году из города на время новогодних безумств как можно дальше.

Бирма стала нашей целью. Мы читаем множество книг и статей, отыскиваем информацию в Интернете и всё больше и больше «влюбляемся по собственному желанию» в эту сказочную страну золотых пагод. Нас пятеро — Гульнара Кузбаева и Уве Штеренберг, Лариса Лагутина, Керстин Бехтольд и Кристиан Пухерт (он же Криша, он же Гриша, он же Мистер Секси-Будда и наш неизменный оператор, запечатляющий каждый интересный момент в цифровом разрешении дигитальной камеры). Мы не устаём подталкивать время, чтобы приблизить вожделенный момент прибытия в Янгун, столицу Бирмы. Лариса летит туда напрямую из Пекина, Гульнара, Уве и Крис добираются окольными путями из Шанхая через Гуанчжоу до Бангкока, откуда, встретив Керстин, прибывшую из Германии, летят на рейсе Тайских авиалиний в Янгун.

День первый. 10 февраля 2002

Рассказ Гульнары о прибытии в Бирму, бирманской таможне, местной валюте, чаевых и о сексуальных мужских… юбках

Выпущены шасси, самолет приседает на полосу, небольшая пробежка по жгучей дорожке (позже мы так же будем бегать по раскаленным каменным площадкам и ступенькам пагод), 2-3 взмаха крыльями против ветра, открыт люк самолета, и труба транспортера (или как это называется?) уже всасывает нас в здание аэропорта. Какое блаженство! Тепло, чуть влажно, кожа начинает вбирать воду из воздуха, как губка, пролежавшая в пустыне долгое время. Волосы оживают, глаза наполняются ярким цветом местной зелени, и в них появляется искра азарта и готовности к приключениям.

По приближении к таможенному окошку в желудке начинает привычно подсасывать от предвкушения «удовольствия» прохождения таможенного контроля, а голова тем временем ни на миг не забывает, что в Бирме властвует военная хунта. Кто знает, чего от неё ожидать? Страшного ничего не случилось. Всё намного приличнее, приятнее и милее, чем таможенные процедуры при въезде в нашу милую Россию или Казахстан. Что нас поначалу немало удивило, так это процедура досмотра багажа у местных жителей, прибывших вместе с нами. Ручной досмотр вещей. Открывались чемоданы и вскрывались коробки, вынимались и перекладывались вещи. Позже и мы несколько раз подвергались такой же процедуре. В первый раз было неприятно, но потом свыклись и с этим. Что делать, если в некоторых аэропортах не было даже самого захудалого сканнера-телевизора для досмотра багажа! Сказать честно, проверку эту проводили уважительно по отношению к владельцам вещей. Ничто не выворачивалось наизнанку и не превращалось в хаос.

Ступивши на вожделенную землю золотой страны, нам пришлось обратиться в таможню за получением визы. Милейшая девушка с белозубой улыбкой протянула нам полностью подготовленные и безошибочно заполненные формуляры с нашими данными и попросила на безупречном английском всего лишь только подписать наши въездные документы. После этого вспоминать о постсоветской таможне без рвотных позывов стало уже невозможно.

В Бирме, как и во всяком государстве с хронической нехваткой свободно конвертируемой валюты, свои законы для иностранцев. При въезде в страну каждый должен обменять 200$ на FEC (Foreign Exchange Certificate). Въезжающие группы, заранее оплатившие тур, к этому обмену не принуждены. Хотя эти самые FECи можно благополучно потратить или обменять на местную валюту, разница между FEC и $$ всё-таки есть. Например, доллары в отелях на стойке регистрации (как бы не очень официально) можно было поменять по курсу 1$ за 650-680 кьят (а в последний день, гуляя по рынку, Лариса меняла доллары у продавцов даже по 700). А за 1 FEC, номинально равный одному доллару, можно было получить лишь 420-450 кьят.

По поводу денег у нас появилась вот какая идея: с собой нужно везти как можно больше валюты достоинством в 1$, 5$ и 10$, так как их принимают везде. Особенно не прогадаешь, когда платить приходится в дорогих отелях. Там, конечно, принимают и местные деньги, но их курс значительно превышает реальный (доходил до 800 кьят). Следует иметь и небольшую сумму в местной валюте, тоже желательно в мелких купюрах (100, 200, 500 кьят), это просто необходимо для раздачи чаевых. А их раздаешь везде. Потому что прикасаться к чемодану не дают совершенно, исключая то время, когда ты со своим двух- или четырехколесным другом находишься в гостиничном номере. За перевоз твоего чемоданчика на его же колесиках каждому перевозчику полагается 100-200 кьят ( в зависимости от дальности перевоза, тяжести чемодана и твоего желания показать размер своей щедрости). Но при этом сколько бы не получали от тебя «чемоданные помощники», они принимают эти деньги благодарно. После этого даже чувствуешь некоторую неловкость, как будто нужно было положить в их ладошку большую сумму. Хотя иногда в аэропорту появлялось ощущение, что местные грузчики уже разбалованы и недовольны оплатой своих усердий. Маленький пример начинающейся жадности или наивной попытки дать работу всем страждущим. Работа грузчика в аэропорту есть не что иное, как один из видов скрытой безработицы. Мужчины в буквальном смысле слова борются за каждого отдельного клиента и стараются оттеснить конкурентов от многообещающих иностранных туристов. Когда мы окончательно покидали гостеприимный Янгун, наш багаж за довольно щедрую плату был довезён до окошка регистрации на рейс. После чего грузчик благополучно растворился в воздухе в погоне за новыми туристами, а с нас потребовали плату за подвязывание багажной бирки и установление чемоданов на весы.

Всех нас встречал в аэропорту наш первый гид Тиха, в белой, почти накрахмаленной рубашке и длинной национальной юбке лонг’и, которую носят все жители этой страны. Крой мужских и женских лонг’и абсолютно одинаков — это широкая труба из ткани, которую завязывают на талии. Очень практично для тех, кто может внезапно поправиться или похудеть. Теряешь в объёме — просто запахни юбку потуже, вот и вся недолга. Не надо ни новых покупок, ни перешивок. В отличие от женщин, запахивающих свои юбки гладко на талии, мужчины сооружают из свободной ткани узел, гордо торчащий в нескольких сантиметрах от скрытого под складками спадающей ткани причинного места. Кстати, смотрится очень сексуально. Позже мы пришли к выводу, что способ завязывания этой юбки должен демонстрировать мужскую потенцию. Конечно же, спрашивать местных о такой интерпретации их традиционного костюма мы не отважились.

Бирманцы не таращатся на иностранцев, как на инопланетян, а приветливо улыбаются и даже жмут руки. Почти не было злых и недовольных лиц, хотя страна не купается в роскоши. Ещё одна удивительная черта, поразившая нас практически с первого дня: несмотря на бедность основного населения, бирманцы очень чистоплотны. Моются, стираются, сушатся… Очень бросалось в глаза, что гиды, которые с нами работали практически целый день, всегда были одеты в белую рубашку с отутюженными стрелками на рукавах.

Под аккомпанемент голоса переводчика, который выдает стандартную справку о стране, её географическом положении, политической системе, площади, численности населения, роде занятия жителей и т. п., мы во все глаза разглядываем распахивающийся перед нами город. Из-за каждого поворота вырастают монастыри, коих там чуть меньше, чем жилых домов. И ни одной вывески «Макдональдса» или KFC, ни одной неоновой рекламы, призывающей отведать блюда в «Pizza Hut». Зато был один «McBurger». Только кому он нужен, когда в любом ресторане за весьма доброжелательную цену можно наесться и напиться до отвала разнообразной местной вкуснятиной, приготовленной из свежих продуктов прямо перед подачей на стол. «Макдональдс» просто отдыхает и, очень хочется надеяться, никогда не приживется в бирманской городской культуре. А темными вечерами-ночами, которые моментально падают на землю после заката солнца, глаза отдыхают от столь привычных для нас бегущих, искрящихся огней вывесок цивилизованных и переразвитых стран, давая возможность острее вслушиваться в звуки темноты «Страны чудес».

Рассказ Ларисы о первой половине дня до встречи с основной группой в Kandawgyi Palace Hotel

До первой бирманской ночи у меня есть ещё несколько часов. Я пока одна, в ожидании компаньонов по путешествию. Поэтому после первых охов-ахов от гостиницы Kandawgyi отправляюсь познавать окружающий мир. Спасибо посольству Мьянмы в Пекине за вручение мне карты некоторых крупных городов, которая далее не раз выводила нас на верную дорожку. Руководствуясь этой картой и советами барышень с регистрационной стойки, я вышла в люди. Люди тут же начали приветственно махать руками и улыбаться. Я смотрела на них, они смотрели на меня. Эту милую страну ещё не заполонили толпы туристов и не утомили местных жителей своими «хочу все увидеть и узнать, а ещё и сфотографировать». Поэтому общение с бирманцами было очень легким и непосредственным. Блестящий пример непосредственности я получила через 15 минут после начала своего пути.

Следуя по дорожке, начинаю огибать кусты с яркими розовыми цветами, и передо мной появляется, нет вырастает, он — колоритный дяденька, сидящий на газоне в полуметре от дорожки, придерживающий юбку и занимающийся своими приватными делами. Мимо идут прохожие, проезжают машины, но дядечка не чувствует себя стесненным этим обстоятельством. Однако несмотря на такие «вольности» жителей города, не могу не отметить, что общественные туалеты даже в самых обычных уличных ресторанчиках вычищены до блеска. Думаю, что следующий факт из нашего приключения подтвердит истинность моих слов. Как-то, после многочисленных посещений пагод Багана наши стопы были настолько утоптаны, что мы решили не обуваться на время обеда в каком-то небольшом ресторанчике, зал которого находился всего лишь под навесом. Следуя заветам наших мам мыть руки перед едой, мы отправились в отдаленное строение с некоторой опаской, что нас может ожидать за дверью «монплезира» в таком простеньком месте. Однако!!! Белый кафель ослепил! Даже полотенце висело рядом с раковиной. И ещё одна отличительная черта бирманских туалетов (такое я видела и в Таиланде) — наличие маленького душа, который выполняет функцию биде. Вероятнее всего, гостеприимные бирманцы учли эту деликатную особенность мусульманского быта, позволяющую туристам всех стран и религий чувствовать себя комфортно в их солнечной стране даже на клозетном уровне. А туалетная бумага! Она почему-то не кончалась никогда. И это при том, что страна настолько развивающаяся, что многие отдаленные селения не имеют электричества совсем. В путеводителе «Lonely Planet» я читала некоторые рекомендации для туристов о том, что желательно прихватить с собой в Бирму. Помимо прочего там была такая фраза «…везти с собой туалетную бумагу нет надобности. Вы можете купить её при необходимости. Это не проблема в Бирме, в отличие от Индии…»

Покинув гостиницу, я обошла большой район, вглядываясь в иную жизнь. Пока я здесь чужая. Между мной и этой страной существует разделительная черта. Как пограничная полоса. Мы видим друг друга, но не можем понять и принять чужака с той стороны. Дня через два, напитавшись воздухом, чувствами, энергетикой дружелюбной земли, я не увидела более этой грани.

Это, видимо, был единственный вечер, когда ни один наш фотоаппарат не запечатлел закат солнца. Мои друзья ещё в небе, а я увлечена рассматриванием жизни местных жителей. Уже состоялся первый диалог «Hello! Where are you from?» Это совершенно некитайское hello. Еще пара каких-то фраз про нашу красавицу мать Россию и напутственные слова «Welcome to Myanmar. Have a good time here» (Добро пожаловать в Бирму. Желаем хорошо отдохнуть).

Открыв рот и желая увидеть что-нибудь этакое, чтоб потом поразить прилетевших запоздалых путешественников, я ненароком перешла на сторону дороги, где ходить пешеходам запрещено, потому как тротуар этот прилегал к забору, за которым находилась военная часть. Какой-то добрый водитель пытался разъяснить мне: «туда не ходи, снег в башка попадет…» Но я-то восприняла это по-другому, что мол «ходють тут через дорогу всякие иностранцы, проехать нормально не дают». Сейчас, после 10 дней, проведённых в Бирме, я верю, что дядечка искренне пытался мне помочь разобраться с правилами движения по улицам Янгуна. Через несколько метров я была препровождена в обратный путь через ту же дорогу тремя улыбающимися военными, держащими автоматы и обутыми в сланцы.

А время всё так же не торопится, друзья ещё в пути. И уж лучше продолжать «ориентирование на местности», чем отсчитывать томительные минуты в отеле, ожидая встречи. Я направляюсь к Shwedagon Pagoda. Позднее Гульнара, как самый подготовленный член нашей экспедиции, расскажет об этой пагоде, а сейчас только первый взгляд и первые впечатления.

Пагода «Шведагон» стоит на холме, её видно издалека, поэтому добраться до неё просто. Вид золотого конуса, освещенного прожекторами, ошарашивает. Золотое сверкающее великолепие этого сооружения легко «делает твою челюсть упавшей», как сказали бы англо-говорящие туристы, до уровня… коленей (именно на этом месте у большинства бирманок заканчивается коса). С четырех сторон от основания холма к его вершине ведут широченные лестницы, спрятанные под крыши и образующие анфилады. В настоящее время вдоль стен появилось множество магазинчиков, продающих буддистские статуэтки, какие-то чаши, блюда, маслёнки. Перед началом восхождения — shoes off (снимайте обувь). Обувь снимаешь везде, даже заходя в полуразрушенную пагоду! Башмаки можно прихватить с собой, но желательно спрятать их в сумку, уважая традиции религии. Либо можно оставить их внизу в «камере хранения» — сдать девушке, которая скидывает несколько пар в один ящик и выдает тебе номерок. При посещении небольших пагод, где одномоментно находилось малое число людей, обувь можно было оставить перед входом. И ни у кого не появлялось мысли, что при возвращении ты не найдешь своих сандалий. Скорее всего и тут сказывается проявление буддизма. Ведь каждый может стать Буддой через длинный путь реинкарнаций, а для этого забудь о плохих помыслах и деяниях.

Поднявшись на вершину, попадаешь в царство покоя и умиротворения. Огромная площадь вокруг купола заполнена людьми: одни молятся, другие просто сидят и беседуют о своем, лежат и даже спят. Дети тут же бороздят расстояния святого места на коленях. На следующий день мы пришли сюда полным составом задолго до заката и наблюдали, как группа мужчин мыла пол вокруг пагоды. Выглядело это так: впереди шел мужчина и разбрызгивал воду широкими движениями руки, а за ним протянулась шеренга из 7-8 служителей чистоты, толкающих длинную швабру. Так они и прошли по всей окружности, собирая пыль пролетевшего дня. Вокруг основного купола-колокола раскидано много маленьких, построены отдельные павильоны, откуда статуи Будды взирают на окружающий мир. Перед ними собираются группы, чтобы начать медитацию. Я видела один такой храм, где сидели только женщины, но взоры их были обращены к основной пирамиде, запевали эти дамы очень громко. Пройдя половину окружности, я растворилась в среде. Без сомнения, как в любом храме или в церкви под куполом возникает мощный поток энергии, здесь присутствует скорее энергетическое поле с царящей идеей «Жизнь есть высшая ценность». Из состояния «полуотрыва от действительности» меня вывел мужчина, начавший очень складно рассказывать о Шведагоне. Было, конечно, интересно, особенно, если ничего толком не знаешь ни об этом месте, ни о буддизме вообще. Но, как потом оказалось, вся его забота о просвещении иностранки была ничем иным, как ещё одним способом заработать деньги. Зарплаты в Мьянме очень маленькие. Учитель, например, такой же как и мой добровольный гид, получает 10 долларов в месяц в местной валюте. Поэтому каждый, как может, прирабатывает на стороне. Неприятность этого, в общем-то, понятного явления заключалась в том, что запросы гида за его навязчивые (иного слова не подобрать) услуги уж слишком превышали планку разумного. Так как время, хоть и медленно, но верно приближалось к моменту долгожданной встречи с «шанхайской» группой товарищей, то я поспешила покинуть своего рассказчика, оставив его с 5$ вместо запрашиваемых 10$. Думаю, что запрос у него нарисовался из соображений того, что я только что приехала в страну и ничегошеньки не понимаю в местных расценках. Этот и следующий эпизод подпортили мое приподнятое настроение, и я с неприятным осадком на душе и легким испугом вернулась в гостиницу, где к своему огорчению, ещё не увидела своих компаньонов. Ну и выбрали же они себе маршрут из Шанхая до Янгуна!

А напугали меня местные девицы лет 12-15, активно и довольно долго преследовавшие меня от самого Шведагона. Вероятно, они выпрашивали у меня деньги, но даже я не смогла бы выучить бирманский язык за несколько часов, поэтому не поняла ни одного слова. Хочу отметить, что такого наглого напора со стороны местного населения я более не встречала на протяжении всех последующих дней. Одна барышня только здоровалась со мной и более ничего, зато вторая пыталась изобразить из себя немую (но при этом временами живо что-то втолковывала первой). Не получив желаемый результат, эта «немая» подружка вдруг заговорила, опять-таки хватило её в английском варианте только на приветствие. Что уж они бормотали далее навсегда останется тайной. Но никаких обычных интернациональных жестов по выпрашиванию денег не производили. Это все усугублялось темнотой, моим гордым одиночеством в совершенно незнакомой стране, незнанием, как далеко эти девочки могут зайти в своей «атаке», и вообще, что у них на уме… Было с чего припустить в гостиницу бодрым шагом.

Меньше, чем через час после моего возращения, послышались голоса в коридоре… стук в дверь… Ура!!! Наконец-то наша команда полностью укомплектована и готова к походам, открытиям и ранним подъемам. Если morning call (утренний «побудочный» звонок с регистрационной стойки отеля) разрезал тишину сонного утра не для сборов на утренний рейс самолета, то непременно для того, чтобы поймать в ладошку первые лучи восходящего солнца.

Гульнара подводит итоги дня, не забыв при этом утолить изрядное чувство голода

После бурной и радостной встречи с Ларисой, мы отправились на поиски пищи. Дары моря на ужин были необычайно вкусны и нисколько не разочаровали наших гурманских ожиданий. Мы ещё не раз будем наедаться до отвала, забывая обо всех диетических предписаниях и чувстве меры, пробуя новые для нас блюда довольно простой, но очень вкусной бирманской кухни

День второй. 11 февраля 2002. Янгун

Гульнара и Лариса рассказывают об удивительных «самонаполняющихся» горшках, подсказывают, с какой стороны стоит искать двери в общественный транспорт, выпускают на свободу птиц и восхищаются красотой пагод

Утро следующего дня разбудило нас внезапным и ранним рассветом. По солнцу можно сверять часы, потому что в феврале оно неизменно встаёт в четверть седьмого. Несмотря на то, что наш отель находится посреди города, утренняя какофония просыпающихся улиц не достигала наших ушей. Выйдя на берег озера, к которому прилегает здание отеля, в тишине, изредка нарушаемой пением просыпающихся птиц или всплеском воды в пруду, можно было насладиться восходом солнца — золотым шаром стремительно отрывающимся от линии горизонта. В следующие 10 дней мы почти каждое утро и вечер будем наблюдать таинственную игру света этого космического художника, в мгновение ока умеющего окрашивать небосвод яркими красками от тёмно-синего до пурпурно-золотого. Вдоволь насытившись солнечным представлением, пора было подумать и о хлебе насущном. Удивительная атмосфера, царила во время завтрака: плетёная мебель и стройные белые колонны, между которыми плавно скользили предупредительные официанты, как по мановению волшебной палочки переносила нас в колониальные времена Британской империи. Лишь наши короткие шорты и современная фототехника напоминали о том, что наступил XXI век.

Подкрепившись как следует, мы отправились на поиски приключений и, для начала, решили навестить гигантского Будду, лежащего на правом боку в Chaukhatatgyi Paya. Вооружённые фотоаппаратами, видеокамерой, бутылками воды и картой города, мы чувствовали себя отважными покорителями неизвестных пространств. Кстати, пили мы много, как и положено пить в любой жаркой стране. Бирманцы пьют из горшков, которые можно увидеть повсюду. Они стоят на невысоких деревянных пьедесталах с обязательным наличием кружки. Вода в них долго остается холодной и свежей, наверняка в глину «замешана» какая-то хитрость местных умельцев. Такие горшки стояли даже на обочинах дороги из города Багана в глухую провинцию, где ни одной человеческой души поблизости нe было. Откуда берется вода для этих резервуаров — осталось загадкой.

Улица встретила нас широкими улыбками местных жителей, сиявшими не менее ярко, чем южное солнце. Бирманское уличное движение не похоже ни на одно другое в мире. На улицах Янгуна, как в музее автомобилестроения, можно было увидеть немало раритетных авто, за возможность обладания которыми коллекционеры в Европе были бы рады отдать немалые деньги. По британской традиции, водители сидят справа при всеобщем левостороннем движении! Пассажиры таким образом попадают в машину или автобус непосредственно с середины улицы, а не с тротуара, что иногда, когда мы не находили дверей на привычном месте, вводило нас в лёгкое замешательство. Общественный транспорт весьма разнообразен. Наряду с достаточно современными автобусами с кондиционерами (в которых всё равно были раскрыты все окна) очень распространены маршрутные грузовички-малолитражки, в которые набивается такое количество людей, что последним не остаётся ничего другого, как висеть с внешней стороны кузова на маленьких подножках или сидеть на крыше. Издалека они выглядят как гроздья огромного винограда на колёсах. Ну а для тех, кто не торопится, есть и другие способы передвижения — велорикши или лошадиные повозки. Располагая практически неограниченным запасом времени, мы отправились пешком, ибо это единственно верный способ ближе познакомиться с новым местом. Мы не спешили и разглядывали всё, что вызывало наш интерес — здания, машины, парки, людей… Практически всё, от золотых куполов бесчисленных пагод до отсутствия мусора на улицах приводило нас в восторг.

А какие у них красивые женщины! Некоторые из них напоминали хрупкие фарфоровые статуэтки, до которых и дотронуться было боязно. Они мажут себе лицо соком какого-то дерева, смешанным с водой. Он служит защитой от вредного солнечного излучения и заодно придаёт их, от природы тёмной коже, более светлый оттенок. Было забавно видеть детишек с намалёванными полосами на пухлых щёчках. Женщины красят губы ярким карминным цветом и моют волосы травяным составом, так что они становятся особенно блестящими и крепкими. Очень часто мы видели косы до колен, а иногда и до пят. Наши бедные мужчины не успевали вертеть головами. Столько потенциальных королев красоты шагающих босыми ногами по пыльным дорогам Янгуна, Багана и Мандалэе они давно не видели. Но надо отдать им должное, они остались верны своим спутницам и не бросились очертя голову на поиски нового бирманского счастья.

После нескольких остановок на перекрёстках, не обозначенных на карте, и совещаний на тему «В какую сторону идти», мы нашли, наконец, Chaukhatatgyi Paya. Говоря о пагодах, бирманцы часто употребляют собственное название — пайя (ударение на последнем слоге). Перед входом в буддистские храмы положено снимать обувь и прикрывать плечи и колени. Поэтому совет бывалой путешественницы Ларисы захватить с собой юбку-саронг, чтобы закрыть голые ноги в шортах, был очень кстати. Будда на самом деле огромен. Он лежит на правом боку, подперев голову рукою. В фигуре видны мельчайшие детали. Зеркальные инкрустации украшают узорами одежду. Складки каменной тоги точно стекли с бедра на землю, мечтательные глаза обрамлены длинными ресницами. На стопах на санскрите написана полная история пришествия предпоследнего, четвёртого Будды на Землю. Молящиеся не должны обращать свои стопы в сторону Будды, поэтому женщины сидят в храмах поджав ноги под себя, а мужчины как правило принимают позу лотоса. Наглядевшись на отдыхающего гиганта, мы едем на такси. Все пятеро в одной машине, так как в Бирме возможно всё. Наша цель — Botataung Paya, названная так в честь 1000 военных офицеров (bo — военный лидер, tataung — 1000 на бирманском), сопровождавших 2000 лет назад буддистские реликвии на пути из Индии. Голубоватые стены этого храма сплошь выложены зеркалами, отчего интерьер ещё больше напоминает небесные чертоги. В центре сидит позолоченный бронзовый Будда, которого во время британской аннексии даже увозили в Лондон, но потом благополучно вернули на родину. Будде дарят много денег, его ноги просто утопают в купюрах, украшениях (некоторые из них, надо полагать, настоящие), наручных часах. Пространство храма разделено симметричными лучами-стенами, сходящимися к Будде и тоже выложенными зеркалами. Во многих углах сидели и молились люди. Мы не знали, почему они сидели именно там, но на всякий случай постояли в одном из свободных углов в надежде на хорошую энергию, исходящую от статуи. В широких витринах храма были выставлены бесчисленные статуэтки Будды, выполненные из самых различных материалов — от дерева и яшмы до чистого золота и серебра. Вероятнее всего эти сокровища были когда-то подарены верующими. На выходе из «пайи» нам предложили купить птичку, чтобы выпустить её на свободу. Это тоже должно приносить счастье. Криша не удержался и выпустил одну, а очередной птицелов смог заработать на ней свой доллар. Кстати, о долларах. Похоже, что в Бирме не существует другой цены. Что бы ни хотел купить или нанять турист, всё стоит поначалу «one dollar» — один доллар. Иногда создавалось впечатление, что бирманские торговцы не умеют считать до двух, а дети начинают учить английский именно с этого словосочетания.

Во время нашей прогулки после посещения Botataung Paya мы были «атакованы» местными мальчишками лет 7-9, наперебой предлагавших купить открытки с видами Янгуна. Поняв, что с нами каши не сваришь, ребята начали спрашивать наши имена, откуда мы приехали, где мы живем. Началось братание, смех, шутки с обеих сторон, апофеозом чего стала фраза, сказанная Лариске её «персональным» другом (остальные «клиенты» обрабатывались другими мальчишками): «Вот смотри, мы четверо (пацаненок обвел троицу товарищей) — друзья… А у тебя есть деньги?» В общем, и смех, и грех!

Послеобеденная сиеста застала нас в знаменитом Strand Hotel. После полуденной жары кожа с благодарностью отдыхала в прохладном полумраке уютного бара, в животах кавалеров мирно плескалось первое пиво. Дамы предпочли «милк-шейк» (молочный коктейль по-нашему) с какими-то тропическими фруктами. Как следует отдохнув, наши запылённые ноги понесли нас сквозь толчею городских улиц к следующей достопримечательности — Sule Paya, находящейся в центре Янгуна. Легенды говорят, что этой «пайе» 2000 лет. Как и многие другие пагоды Бирмы, 46-метровая Сулэ так часто перестраивалась, что уже никто не может с точностью определить её возраст. Считается, что внутри её восьмиугольной zedi (зеди — колоколообразный купол) сохранён святой волос Будды.

После долгих попыток, наконец, удаётся поймать такси, которое доставляет нас обратно в гостиницу. Освежающий душ необходим нашим телам, ведь мы идём на встречу с самым большим сокровищем Янгуна и его символом — золотой Shwedagon Pagoda — пагодой Шведагон.

Шведагон — это не одна пагода, а целый комплекс, раскинувшийся на обширной территории. В центре его находится огромная позолоченная ступа, в которой согласно легенде по принципу матрёшки под многими ступами из чистого золота, серебра, железа, меди, цинка, мрамора и камня спрятаны настоящие волосы Будды. Говорят, что ей около 2500 лет. Но археологи предполагают, что её возвели в период династии Мон примерно между 6 и 10 веками. Вокруг основной ступы построено большое количество более мелких «зеди», пагод и киосков с фигурами святых, монахов, духов-нат и различных воплощений самого Будды. Цвет, преобладающий здесь, конечно же золотой («шве» на бирманском языке означает «золото»). На её вершине закреплён бриллиант величиной в 73 карата (хотелось бы знать, сколько это будет в килограммах), который можно увидеть даже невооружённым глазом в свете заходящего солнца. Вместе с тысячами других туристов и паломников мы ждём того феерического момента, когда золото заката и золото пагоды засверкают вместе, но, к сожалению, его интенсивность значительно уменьшает искусственный свет огромных софитов, установленных по периметру вокруг «пайи». Не дай бог, чтоб кто-нибудь подумал, что мы против «лампочки Ильича», но мы хотели сплошного «натуреля», мы приехали за чудесами, о которых рассказывают книжки и местные гиды, мы хотели видеть то же, что видели люди, жившие здесь 100-200 лет назад.

Вечер мы провели в обществе национального театра, самого лучшего в Янгуне. Шоу проходило под девизом «хлеба и зрелищ». Сидевшие за длинными столами гости, созерцая национальные танцы и игры, могли одновременно наполнять свои желудки вкусностями бирманского «шведского стола». Мы, конечно же, не упустили ни одной из возможностей, перепробовав практически все блюда. А на сцене в это время под аккомпанемент оркестра народных инструментов танцевали миловидные артистки и женоподобные артисты, своё искусство демонстрировала акробатка с бамбуковым мячом, выступал кукловод. Марионетка удивительно копировала движения человека. В заключение все участники шоу спустились в зал, и жадные до экзотической красоты туристы кинулись фотографироваться в обнимку с ними.

День третий. 12 февраля 2002. Баган

Преодолев плотный туман, Гульнара и Лариса посещают бирманский «пентагон», вникают в вопросы реинкарнации, выведывают секреты народных промыслов, находят неожиданное применение обычным электрическим лампам и любуются закатом

Разве это отпуск, когда надо подниматься ни свет ни заря, паковать чемодан и тащиться в аэропорт? Да, если вы в Бирме и за десять коротких дней хотите успеть объять необъятное, как это случилось с нами. Накануне вечером мы робко спросили, не могли бы нам на кухне приготовить сухой завтрак в дорогу, чтобы мы не умерли от голода, встав в 4 утра, так как мы собирались в половине седьмого улететь в археологическую Мекку Мьянмы — древний город Баган. Ответом было предложение позавтракать так рано, как нам будет угодно. Это значит, что кто-то ещё должен был встать пораньше, сварить кофе, выставить на стол булочки и джемы, приготовить соки, мюсли и яичницу, накрыть стол и ждать нашего появления. И это притом, что официально завтрак в нашем отеле подавался с половины восьмого. Трудно представить себе такое в Германии или России. В гостеприимстве и сервисе бирманцам нет равных. Ароматный кофе оживляет нас, и мы готовы к продолжению приключений.

В аэропорту, переполненном пассажирами, нам пришлось задержаться на час из-за плотного тумана. Хотя мы и подустали от ничегонеделанья, зато хорошенько запомнили процесс погрузки багажа и посадки пассажиров в самолёт. Чемоданы и сумки грузятся на тележки, которые пять-шесть «помощников» толкают к самолёту и вручную грузят в багажный отсек. Хорошо хоть, Боинги у них не летают, а только самолёты с пропеллерами типа АН-ов да ЯК-ов. А то ой как было бы им трудно на такую-то высоту тяжести поднимать! Вместо электронного табло, оповещающего о начале посадки, в зале ожидания туда-сюда носится фанерная доска с колокольчиками, на которой мелом написан номер рейса. Конечно же, носится она не сама по себе. К ней приделаны ноги молодого стюарда наземной службы, который во всю мощь своих голосовых связок пытается перекричать базарную туристическую суету. После того, как туман рассеялся, а это он сделал не сам по себе, но вследствие нескольких взлётов и посадок самолётов, которые буквально разрезали его на куски, мы наконец смогли отдаться в руки хорошеньких стюардесс компании «Мандалэй Эйрлайнз». Полёт прошёл нормально и этот инцидент был единственным опозданием на протяжении всего нашего путешествия. Честь и хвала бирманскому воздушному флоту!

В Багане после всех необходимых формальностей (не забываем, что страной правит хунта и за иностранцами везде глаз да глаз) мы попали под опеку замечательнейшего из гидов — Узо (U Zou). Мы не были готовы броситься с места в карьер для посещения знаменитых развалин, и поэтому Узо повёз нас сначала в Thante Bagan Riverside Hotel (гостиницу Танте). Мы селимся в бунгало, каждое из которых разделено на четыре номера. Спартанская обстановка не приглашает надолго задержаться в комнате. Всё, что нам нужно — удобная кровать, чистый санузел и душ — в наличии есть. Даже совершенно излишний телевизор присутствует, хотя кто едет в Баган, чтобы пялиться в «голубой экран»? Таким образом, мы остаёмся довольны своим временным жилищем.<

Уже по дороге в отель нашим восторгам не было предела, охи-ахи не замолкали ни на секунду. Казалось, что в этом месте пагод больше, чем деревьев. Большие и маленькие, ухоженные и полуразвалившиеся, снежно-белые, золотые и цвета красной земли — все они, как ракеты на огромном космодроме, вздымали свои гордые шпили к небу, удивительно ясному и синему. Узо — необыкновенно одарённый рассказчик, сумевший увлечь внимание нашей разношёрстной группы на целый день, — сообщил нам, что в пик расцвета, примерно в 10-11 веке, Баган насчитывал более 5 тысяч пагод. Нынче их осталось чуть более 3,5 тысяч, но и это число впечатляет. Насколько развито должно было быть строительство, как искусны мастера, сумевшие без современных орудий труда воздвигнуть на века такие потрясающе красивые и большие монументы! Причём основными причинами разрушений, постигших их, были единственное, но ужасное по своей силе землетрясение 1835 года и британские варвары, укравшие многие из бесценных буддистских артефактов Багана. Пагоды возводились могущественными правителями того времени и частными лицами, таким образом показывающими свое уважение к религии и зарабатывающими очки для следующей реинкарнации. Климат в Багане очень сухой и жаркий, дождей мало, что создаёт благоприятнейшие условия для консервации памятников без хитроумных реставрационных выдумок.

Самая главная из баганских пагод — Shwezigon Pagoda, золотая Швезигон. Она как сестра великой Шведагон, гордо и массивно царит над холмом. Её панорамный вид спрятан за крытыми рядами сувенирных лавчонок, предлагающих свой нехитрый товар иностранным туристам. Узо с сожалением сказал, что последние достройки хоть и сделаны для большего комфорта паломников, пришедших издалека помолиться у древней пагоды, но весьма вредят эстетическому виду пайи. Швезигон — единственная в Багане пагода, выстроенная из обтёсанных камней, которые были привезены с каменоломен, находящихся в 10 километрах от места постройки. Остальные пайи выложены из обожённого кирпича. Швезигон выстроена по канонам классического буддизма по квадратному периметру в честь четырёх Будд, уже побывавших на земле. Последний, четвёртый Будда, просветил людей и рассказал им о пятом Будде, Мантрейе, который ещё только должен появиться. Так как он ещё не жил на земле, то во многих храмах ему не выделяют места, что очень удобно — четыре Будды на четыре стороны света. Лишь несколько пагод в Бирме построены в форме пятиугольника и поэтому бирманцы в шутку говорят, что их Пентагон гораздо древнее американского.

До британского вторжения в Бирму в Швезигоне было четыре громадных статуи Будды из четырёх видов металла — железа, бронзы, серебра и золота. Нетрудно догадаться, что произошло с последними двумя в период оккупации. Сейчас на их месте стоят бронзовые копии. Сидя на ступеньках одного из павильонов и разглядывая сквозь сделанные из бамбука реставрационные леса золотой корпус основной пагоды, мы услышали немало интересных историй от Узо, который, будучи по основной профессии учителем, очень тактично и с уважением расширял наши скудные познания о буддизме. Например, бирманские буддисты считают Иисуса учеником Будды, который ушёл из дома маленьким мальчиком за странствующим брахманом. Выросший под сенью мудрости всевидящего Будды, Иисус проникся жалостью к людям, живущим в невежестве. Когда ему исполнилось 33 года, он обратился к своему Учителю за разрешением уйти в мир и рассказать о его учении. Но Будда знал, что если Иисус уйдёт, то его ждёт смерть, и отказал в просьбе. Как смиренный ученик, Иисус не посмел уйти самовольно и через некоторое время снова обратился с той же просьбой, и снова Будда отказался отпустить его. В третий раз Иисус всё же добился своего, потому что Будда понял, что бороться против кармы ученика бессмысленно. Он сказал, если Иисус должен умереть во имя веры, то пусть он сделает это. Как получилось, что Иисус начал по-своему интерпретировать буддизм, никто из нас так до конца не понял.

Буддисты верят в реинкарнацию, причём любой праведно живущий человек может достигнуть нирваны. Есть, правда, одно условие: в последней реинкарнации надо быть мужчиной, ибо только мужчина может стать Буддой. Ну а те, кто совершил какой-то проступок в настоящем, рождаются в следующий раз существами на порядок ниже по классификации Червь — Животное — Женщина — Мужчина — Бодхисхатва — Будда. Например, если кто-то умер, не успев отдать долги, он может возродиться домашним животным в семье заимодателя. Пару лет назад, рассказывал Узо, произошла удивительная история, описанная впоследствии в популярной буддистской газете. Один англичанин с самого рождения видел странные сны о пагодах, хотя никогда не был в Азии. По совету одного из своих друзей уже будучи в зрелом возрасте он отправился в Мьянму. В тот момент, когда англичанин увидел из иллюминатора «пагодное поле» археологической зоны Багана, воспоминания из прошлой жизни захлестнули его. В отеле он заказал машину, которая довезла его до одной отдалённой деревни, где до него не бывал ни один иностранец. Он мгновенно узнал один из дворов и престарелого мужчину, сидевшего на крыльце. Англичанин, никогда не бывавший в Бирме и не изучавший местный язык, вскричал на деревенском наречии: «Это мой дом, это мой сын!» Узо рассказывал об этом, как о совершенно обыкновенном чуде, ведь бирманцы не сомневаются в реинкарнации.

В Бирме очень серьёзно относятся к постройке новых храмов. Прежде, чем заложить первый камень, люди идут к монахам, чтобы те рассчитали благоприятное время и условия для начала строительства. Как правило, монах называет не точную дату, а знак свыше, который будет послан Буддой как благословение. В одной деревне собирались строить новую пайю. По предсказаниям монахов первый удар киркой должен был быть сделан в тот момент, когда через деревню пройдут трое мужчин в металлических головных уборах. Услышав такое предсказание, многие жители приуныли, ведь оно казалось совершенно абсурдным — в Бирме уже давно нет воинов, которые могли бы в шлемах проехать через деревню. Дни тянулись за днями, складываясь в недели, и наступило время праздника старой пайи. К слову, в Бирме у каждой пагоды есть свой отдельный праздник, как день рождения у людей. Многие деревни так бедны, что не имеют собственных котлов для приготовления праздничных блюд. И в той деревне посуды тоже не хватало, поэтому несколько мужчин отправились в соседний посёлок, занять пару кастрюль. Возвращаясь, они надели котлы на головы, чтобы было легче нести их. Когда их заметили на дороге, вся деревня в спешке бросилась с лопатами и кирками к намеченному для новой пагоды месту. Таким образом предсказание исполнилось, и появилась ещё одна пайя.

Даже на территории комплекса, а не только у его входов, полным-полно продавцов всяких безделушек и книжек. В одном из затаённых уголков к нам «подлетели» девчонки, нацепив на нашу одежду бумажных бабочек со словами «present for you» (англ., «подарок для вас»). За эти «презенты», как оказалось, надо платить денежки, причём продавщицам было всё равно, сколько уже бабочек наполучали туристы, они настойчиво пытались прикрепить как можно больше кусочков цветной бумаги на наши футболки. Когда от «насекомых» просто не было куда деваться, Уве и Гульнара удрали под тень просторного книжного павильона, а Лариса, Керстин и Крис остались общаться со словоохотливой девушкой, на поверку оказавшейся 20-летней матерью, которой на вид невозможно было бы дать больше пятнадцати лет. Она тут же представила своего мужа, рассказала о составе семьи и предложила обеим иностранкам попробовать действие танаки — сока дерева, который защищает кожу от пересыхания и вредного солнечного излучения. Керстин и Лариса не заставили себя ждать и подставили щёки под приятно пахнущую желтоватую смесь.

Каждый день мы переживали приятные моменты изумительной корректности и терпимости этого добродушного народа. Когда Лариса вошла в Швезигон в коротеньком топе с открытой спиной, её не вытолкали взашей — Боже упаси! — а потихоньку на ушко спросили Узо, не могла бы иностранная гостья укрыть свои плечи.

После самого замечательного аттракциона в Багане — золотой Швезигон — мы отправились в Gubyaukgyi Temple осматривать фрагменты оригинальной барельефной шпаклёвки. Вокруг этого храма собрались продавцы акварельных картин, писаных на хлопке. Основными темами этих произведений были похождения Будды, портреты Будды, улыбающиеся слоны и т. д. В беседе с Антуаном, одним из художников, Гриша случайно выдал место нашего жительства, что на следующий день привело к покупке нескольких картин на батике. Причем Антуан ожидал Гришу возле нашего отеля часа четыре, так как мы припозднились с возвращением. С вершины следующей пагоды — Htilomino Temple — нашим глазам впервые открылось знаменитое «поле пагод» Багана, узреть которое мы мечтали задолго до прибытия в Мьянму. Внутри этого небольшого храма можно различить фрески, рассказывающие о жизни последнего Будды на Земле. Выполнены они натуральными красками много веков назад. Все стены до уровня поднятой руки оголены, фрески содраны. «Англичане…» — пояснил Узо. В середине конусообразного потолка мы увидели нарисованные отпечатки стоп Будды. В Багане считается, что побывавшему в ногах у Будды прощаются все прошлые грехи, так что выйдя из храма мы были полностью очищены от накопившейся скверны.

На поздний обед нас отвезли в небольшой ресторанчик, где уже собралось немало иностранных туристов. Узо заказал какие-то блюда, которые все до одного были съедены, а тарелки облизаны подошедшей кошкой. Вдруг, откуда ни возьмись, словно «рояль в кустах», появилась маленькая бутылочка-пикколо с настоящим шампанским внутри! Затейница-Лариса прихватила её с собой из Пекина, чтобы отпраздновать наступление восточного нового года, выпавшего нынче как раз на 12-е число. Каждому досталось по маленькому глотку шипучего напитка и по хорошей дозе весёлого настроения. Когда Узо предложил нам провести сиесту в отеле, никто себя долго упрашивать не стал. После сытного обеда и достаточно загруженного утра наши тела требовали отдыха.

Через час мы встретились, и Узо повёз нас в мастерскую лакированных изделий, где у нас опять (уже в который раз!) появился повод удивлённо поохать и купить пару-тройку красивых чашечек.

Как оказалось, чтобы изготовить те самые плошки-чашки, продающиеся на каждом углу за смешную цену или в обмен на заграничную помаду или лак для ногтей, надо потратить уйму времени. Основной материал, используемый в производстве — сок дерева, растущего только на севере страны в джунглях. Он тягучий, как смола, и чёрный, как дёготь. Весь процесс создания одной чашки можно представить таким образом:

1. Плетётся каркас из тонких прутиков молодого бамбука, затем на поверхность корзиночки наносится первый слой лака, смешанный с каменной породой, растёртой в порошок. Чашка помещается в прохладный подвал (на жаре лак просто не высохнет), где сохнет неделю.

2. Острым ножом срезаются все неровности. Чашка с обеих сторон покрывается новым слоем лака, теперь уже смешанного с молотыми коровьими костями. Неделя сушки в подвале.

3. Более тщательная полировка подобием наждачной бумаги. Нанесение слоя лака с древесной золой. Недельное заточение в подвале.

4. Полировка золой, но уже голыми ладонями. Слой бесцветного лака. Подвал. Срок — тот же.

5. Слой лака — 7 дней подвала.

6. Повторение предыдущей операции. Итого — полных шесть недель.

7. На готовой к раскраске поверхности выцарапывается рисунок, заполняемый основным цветом орнамента. Как правило, это красный лак. Художник не может позволить себе ни одной ошибки. Единственный неправильный штрих — и труд полутора месяцев работы можно выбрасывать на свалку. После покрытия краской, изделие снова сушат.

8. Заблаговременно покрыв чашку прозрачным соком местного растения, который, как плёнка, предохраняет разные цвета от смешивания, художник приступает к нацарапыванию новых мотивов, которые будут заполнены другим цветом. В зависимости от количества различных цветов, процедура может повторяться до восьми раз. После чего изделие наконец-то готово к продаже. Предметы с золотым рисунком делаются так же, только вместо красок используется настоящее золото, которое в виде тончайших пластинок наклеивается на выцарапанный рисунок и заполняет каждую мельчайшую щель в лакированной поверхности.

Во время «шоппинга» мы отчаянно торговались, но всё же до существенных скидок дело не дошло, поскольку после увиденного воочию результата долгого труда совесть просто не позволяла умалять денежный эквивалент вложенных усилий мастеров.

Нагруженные покупками, мы поехали в другой храм Багана, Mahuha Temple, в котором увидели классическую статую лежащего Будды, ничуть не меньшую, чем гигантский Будда в Янгуне. Перед статуей — ряд электрических лампочек красного цвета. По традиции, верующие, посещающие храм, ставят свечки перед образами Будды, которому молятся. Однако в сухом климате Багана чрезвычайно опасно оставлять открытый огонь без присмотра, и поэтому свечки заменили на лампочки. Жертвуешь денежку — включаешь лампочку, которая горит в течение твоей молитвы. И люди довольны, и Будда цел.

Следующим храмом в нашей программе был Ananda Temple, храм Ананда, не менее знаменитый, чем Швезигон, и названый так в честь одного из учеников Будды. Ананда — один из старейших храмовых комплексов Багана, построенный в 1105 году и представляющий период «раннего Багана» в архитектуре. Стройные кружевные башенки, в симметричном порядке окружающие центральную ступу золотого цвета, создают ощущение невесомости строения. В центре находятся четыре пятиметровые позолоченные статуи Будды, причём только северная и южная статуи — исконные. Холлы перед каждой статуей разделены на две части. В прошлые времена женщинам не разрешалось проходить в передние залы, расположенные в непосредственной близости от Будды. Дискриминация эта была основана на том, что именно женщина — одна из монахинь — нечаянно сожгла западную статую, выполненную из цельного ствола гигантского бука. Коридоры, соединяющие четыре зала, освещены естественным светом, проникающим внутрь через двухэтажный ряд широких окон. Они же создают благоприятные условия для постоянной циркуляции воздуха, поэтому в Ананде нет затхлого запаха, присущего некоторым древним строениям. Архитектор подумал даже об эхе. Для того, чтобы уменьшить его интенсивность в высоких узких переходах, в стенах коридоров он устроил многочисленные ниши, которые не только мешают отражению звука, но и являются замечательным декоративным приёмом. В каждой из полутора тысяч ниш сидит маленький Будда, все статуэтки — настоящие. Одна из четырёх больших статуй имеет секрет: в зависимости от того, с какого места на неё смотреть, она или сердится, или улыбается.

Без четверти шесть Узо принялся торопить нас покинуть Ананду, так как хотел вовремя доставить нас к другой пайе, с вершины которой лучше всего любоваться закатом. Он сказал, что местные не понимают, почему иностранцы встают в нечеловеческую рань, чтобы увидеть рассвет, или сиднем сидят в ожидании заката. Ведь они (местные) это видят каждый день! А для отпрысков урбанизированной культуры, которые подолгу не находят солнца в завесе плотного смога, каждое его пробуждение и уход ко сну — редкое и прекрасное таинство. Когда мы добрались к Pyatadagyi Paya, на западной стороне её верхнего яруса уже яблоку некуда было упасть. Сотни глаз были устремлены к яркому огненному шару, чьи контуры всё более чётко вырисовывались на фоне темнеющего неба. По мере того, как солнечный диск из золотого становился багряным, всё отчётливее виднелись силуэты остроконечных пагод, усеявших поверхность земли до самого горизонта. Тончайшие нити облаков, подобные нежной паутине бабьего лета, безвольно таяли в оранжевом закате. Туристы беспрестанно щёлкали фотоаппаратами, стараясь запечатлеть неуловимые нюансы божественной палитры. Когда последний солнечный луч спрятался за конусом дальней пагоды, на нас «упали» мириады звёзд, бесценными алмазами сверкавшие на бархатном южном небе Багана.

Вдоволь насытившись пищей духовной, пора было подумать об ужине. Следуя совету Узо, мы отправились в один местный ресторанчик. Было уже довольно поздно, и, кроме нас, в заведении не было других гостей. Выбрав «шведский стол» мы перепробовали всё, что в тот момент там было: сушёную рыбёшку, которую надо было есть с головой и хвостом, острейший салат из помидоров и перца чили, тушёные овощи и всевозможные карри — с мясом, с курицей, с рыбой… Острая пища располагала к потреблению большого количества жидкости, поэтому батарея пустых бутылок вкусного пива «Мьянма» росла не по часам, а по минутам. Вокруг нас вертелись ребятишки, вероятно дети хозяев ресторана. Особенно мил был маленький мальчишечка полутора лет, который всё посылал нам воздушные поцелуи. Кришина камера произвела фурор, когда он прямо в ее окошке показал только что отснятые кадры.

День четвертый. 13 февраля 2002. Баган

Наши путешественники подсчитывают, сколько за всю свою жизнь может перенести грузов на голове среднестатистическая бирманка, после чего без всякого принуждения со стороны едут в деревню, где произносят пацифистские речи и раздают сладкие «бон-бон» местным ребятишкам

В этот день нам опять не удалось выспаться как следует. На этот раз мы встаем так рано по собственному желанию, а не по велению самолётного расписания. Очень уж хочется встретить рассвет на вершине одной из пагод. В этот сказочный момент пробуждения Земли «страна пагод» вырывается из объятий ночи, умывается нежным розовым светом зари, стряхивает прохладу тумана, стелющегося между коричневыми пирамидами и всё ярче вспыхивает с каждым новым лучом восходящего солнца. Мистерия! Всего несколько минут отделяют таинственность ночи от ярких красок жаркого дня. Этот чарующий момент мы наблюдали, поднявшись на пагоду Neyin Gon Paya, стоящую недалеко от отеля, в двух шагах от старой полуразрушенной городской стены. Дошли до неё пешком минут за 10-15 по дороге, на которой уже начиналась обычная жизнь. Женщины стайками спешат на рынок с корзинами или узлами на головах. Ах, как грациозно они носят свой груз! Интересно, сколько килограммов успевают перенести на голове за всю свою жизнь эти хрупкие создания? Машины, фургончики, повозки, увозят своих пассажиров в дневные заботы. А мы бежим вприпрыжку вооооооон к той пагоде. На ней уже видны силуэты людей. Как оказалось, это подростки зарабатывают деньги, освещая фонариком внутреннюю лестницу, ведущую к вершине. Причем, каждый сопровождает только одного «клиента» — дожидается, пока тот вдоволь налюбуется открывающейся панорамой, ведет его вниз и там ожидает оплаты. Практически все ребята могут произнести несколько общепринятых фраз на 3-5 языках: английском, немецком, французском, японском, итальянском. Русский, в этих местах пока ещё не освоен.

После завтрака нас ожидало путешествие в отдалённую деревню. Добирались мы до неё часа полтора на старом, но мощном, джипе. Сначала мы двигались по улицам центрального Багана, собирая свежие картинки из жизни жителей на пленки фотокамер: вот базар глиняной посуды, который устраивается раз в году и длится в течение месяца, вот грозди пассажиров на местных автобусах, вот ресторанчики, лавки…

Затем песчаная и очень пыльная просёлочная дорога «in the middle of nowhere» (так сказать, посреди бесконечности). Временами нам встречаются грузовики или мулы, тянущие повозки. Бирманские правила дорожного движения гласят: «тягловая сила должна уступать дорогу более мощным средствам передвижения», поэтому наш «покоритель пустыни» без задержек проносится вперёд. Среди этих бескрайних просторов взор иногда останавливается на фигурках людей, занятых работой на полях или собирающих сок пальм. Для них всё это — привычная жизнь, но для нас — экзотика. Поэтому приходится регулярно делать остановки и щёлкать, щёлкать затворами фотоаппаратов.

Наконец мы добрались до конечной цели нашего путешествия. Это была знаменитая деревня, жители которой специализируются на изготовлении глиняных изделий. Проехав по нескольким деревенским улочкам вдоль высоких заборов из сухих запылённых бамбуковых жердей и пальмовых листьев, заворачиваем к небольшой хижине, где и выгружаемся из джипа для дальнейшей прогулки. Вокруг собираются женщины и маленькие дети, заинтересованно разглядывая нас. Сразу же выделилась бойкая «бабёнка» с сигарой во рту. Подобный типаж всегда присутствует в любом отдаленном селе любой страны. Её веселые озорные глаза выдавали в ней обладательницу живого ума и острого языка. Подростки, по всей видимости, были в школе, потому что во время нашей поездки мы часто встречали стайки ребят в белых рубашках и ярко-зелёных юбках, которые приветливо махали нам в ответ и, наверняка, были школярами, торопящимися на занятия. Большинство взрослого населения, вероятно, трудилось в поле или разъехалось по делам в другие сёла.

В первые минуты, окружённые таким пристальным вниманием, мы несколько растерялись, но только не Мистер Криши. Пока мы боремся со смущением и топчемся возле машины, он уже начал исследовать местность вокруг гончарной мастерской, ослепляя сказочной улыбкой местных дам и увлекая за собой детишек. Ну чем не «усатый нянь»? Благо, первый шаг сделан, и мы, стряхнув с себя остатки застенчивости, двинулись следом за Гришей.

Гончарная мастерская располагалась просто под навесом из пальмовых листьев, где в это время работали две женщины. Одна из них дёргала рычаг механизма «верёвка, палка, два колёсика…», вследствие чего её усилия приводили в движение гончарный круг. Другой рукой она прижимала к себе спящего ребёнка. Её напарница лихо «вытягивала» горшок за горшком из брошенного на круг куска глины. Вокруг неё уже стояло море заготовок без донышка и художественного оформления. Завершит она их позже, когда просто «залепит» горшки снизу, как пельмени, и, поколотив по ним круглым камнем, выровняет дно и набьёт рисунок. Движения ее рук выглядели настолько лёгкими и невесомыми, что, казалось, любой может без труда «тяп-ляп» слепить такой же «волшебный горшочек». Стремление Гульнары поразить окружающих своим мастерством было встречено одобрением ликующих от такого шоу детишек и снисходительно улыбающихся женщин. Раз попытка, два попытка! Кусок глины…остался куском глины. После чего Гулька ретируется, воздавая должную похвалу местной мастерице на одном из многих известных ей языков: «Ай бед, ю гуд» (что-то вроде «Я — плохо, ты — хорошо»).

Далее нас проводили в кузницу, где всё хоть и примитивно, но зато работает, и схематично показали процесс создания обруча для деревянного колеса повозки. Меха приводятся в действие вручную, под наковальню приспособлена небольшая болванка. Привычного молота не видно. Но ведь они что-то создают даже в таких условиях! Жители от нас не отставали. Детвора кружила вокруг Гриши, который покорил их своими шутками и выходками, комментируя все, что он видел. Пиком завораживающего влечения к нашему «предводителю сумасшествия» стала «СИНЕМА». Крис показал только что отснятые видеокамерой эпизоды, и был провозглашен лучшим «фильм-мейкером»! В кузнице, пока мы следили за изготовлением оправы для колеса, он нашёл металлический игрушечный пистолет, и объяснил ребятишкам, показывая свою находку, что «бум-бум ноу гуд»! То бишь «Нет войне, миру — мир!». Ответом был очередной взрыв смеха.

Прощаясь с этими милыми людьми, Гуля и Лариса удивили детишек ещё раз, приготовив напиток из шипучих витаминок и пары бутылок воды. Восторгу не было предела. Когда Лара предложила отхлебнуть из бутылки, в которой вода за минуту из бесцветной превратилась в оранжевую, то даже самый отважный сопливый герой не решился отведать этот лимонад. «Не пей, Иванушка, козлёночком станешь». Только после того, как одна древняя старушенция с маленьким, как котёночек, ребёнком на руках, отхлебнула глоток и одобрительно кивнула головой, ребятня наперебой принялась смаковать незнакомое лакомство.

Из деревни нас вывезли в повозке, запряжённой волами, дав таким образом испытать на собственных мягких местах все прелести такого средства передвижения. Кажется, мы не совсем законно находились в том районе, потому что нашему вожатому пришлось объясняться с представителем местной власти. В итоге нам так и не удалось попрощаться с гончарами, потому что на одном из перекрёстков мы просто пересели в догнавший нас джип и больше не возвращались в эту гостеприимную деревушку.

В следующей деревне нам показали мастерскую обувщика. Весь процесс изготовления пары деревянных сланцев занимает меньше часа, включая просушку окрашенных заготовок. Все красители добываются или из коры, или из смолы деревьев, заготовки обрабатываются тесаками, отчего на некоторых из них остаются очень заметные зазубрины. Опять возникло чувство, что за показ в этом случае нужно будет платить, но как это сделать дипломатично, чтобы не обидеть мастеровых подачкой? Широким жестом Уве одаривает каждую представительницу женской части нашей группы парой таких башмачков. Как мы сожалели, что в эту поездку нам не удалось попасть на хрустальный заводик. Видно не судьба нам стать в Бирме Золушками. Ожидая свои «туфельки», мы, конечно же, опять стали центром внимания. Некоторые дети, осмелев, иной раз дотрагивались до нас (даже пощипывали волосы на руках Криса и Уве — настоящие ли?), улыбались и тут же смущались. Наши и местные мужчины вели разговоры о стране, обучении, жизни. Общий кругозор бирманцев очень широк: они смотрят CNN и другие международные каналы, прекрасно осведомлены о политичских и спортивных событиях, болеют за Манчестер Юнайтед, знают петербуржскую футбольную команду «Зенит», осуждают Бен Ладена. Люди в Мьянме хорошо образованы и наделены талантом изучения иностранных языков. Лариса, как обычно, вошла в роль доброй няньки-затейницы и устроила игры в перемиги с девчонками, за что была вознаграждена разрешением сделать снимок «Три грации», который ныне щедро рассылает знакомым. К слову сказать,обычно бирманцы довольно спокойно реагируют на наведенные на них объективы камер и даже улыбаются в них. За что им отдельное спасибо, поскольку фотографии получились замечательные. Надев обновки от местного ADIDAS, мы поковыляли к машине. Было отчего ковылять — эти деревянные сланцы ужасно неудобны. Но вот, наконец, раздав последние воздушные поцелуи, мы оставляем деревню позади в облаке дорожной пыли.

По возвращении в гостиницу приятный душ, вкусный обед из национальных блюд под высокими деревьями с раскидистой кроной и несколько минут горизонтального положения влили в нас новую энергию, которая была так необходима. Ведь нас ожидала поездка на повозках впряженных лошадьми и вояж по реке, где мы будем наслаждаться очередным закатом жаркого бирманского солнца.

Путешествие по реке открыло для нас ещё одну сторону жизни бирманцев — жизни возле воды или, даже, на воде. Как и в Китае, многие работают и живут прямо на своих лодках, передавая плавучий домик по наследству. На пристани, если можно так назвать участок берега без каких-либо построек, где причаливают лодки, к нам опять слетелись дети. Мы были не единственными, на кого в тот момент напала эта шумливая «саранча». Впереди большая группа пожилых вальяжных туристов «отстреливалась» последними мелкими сувенирами и отступала на борт «корабля». Совершенно нечаянно обнаружив, что неплохим откупом могут служить конфеты (на местном наречии звучащие как «бон-бон»), мы были неплохо подготовлены к локальным боям. После раздачи сладостей дети охотно отвечали на наши заигрывания, позировали перед камерой, выдавали всё новые «па», и даже иногда дарили в ответ какие-нибудь дешёвенькие поделки. Жаль, что скорее всего они так и вырастут под влиянием туристического наплыва, не выучив ни одной путной профессии, и привыкнут к лёгкому пути выживания, выпрашивая иноземные подачки и продавая дешёвые сувениры.

Плавно скользя по водной глади, лодка уносит нас от суетящейся детворы. Мимо проплывают берега, одаривая нас различными сценами из речной жизни: фигурки женщин, стирающих одежду и раскладывающих её на просушку на горячих камнях; группа купальщиков, принимающих банные процедуры под открытым небом на глазах у восторженных туристов. При купании местные женщины завязывают «лонг’и» (те самые длинные юбки) на груди и так входят в воду, где с усердием трут мочалками кожу и старательно промывают волосы. По окончании омовений поверх они надевают чистую сухую одежду, а мокрую снимают через ноги. Рядом кто-то чинит сети, чуть поодаль его товарищ наполняет водой большую бочку. Недалеко от берега купаются голые ребятишки, с визгом ныряя с камней в воду, а совсем рядом разрезают воду прогулочные суда с залётными туристами на борту, как и мы, желающими насладиться вечерней прохладой и видом прячущегося за далёкие холмы солнышка. Помимо рыбацких и туристических судов потоки реки Арамапуры, главной водной артерии страны, переносят транспортные баржи и речные такси. Такие такси — единственное средство передвижения для жителей отдалённых деревень, куда по земле просто не добраться. Как и в предыдущие вечера, закат на реке был богат игрою цвета и красок. В этот раз картину дополняли не тёмные пирамидки или сияние пагод, а силуэты одиноких рыбацких лодок и длинная золотая дорожка отражающегося в воде уходящего светила. А впереди у нас ещё несколько закатов, кульминацией в череде которых будет огненный диск, нырнувший в воды Бенгальского залива.

День пятый. Валентинов. 14.02.2002. Баган — Мандалэй

Получив в очередной раз доказательства поразительной забывчивости мужского племени, наши герои глазеют на «две большие попы», обзаводятся любезными носильщиками обуви, обнаруживают поля на которых растет всякое непотребство, рассматривание которого заставляет впечатлительную Ларису бросить свои женские чары в атаку на бирманских монахов

По привычке проснувшись ни свет ни заря, мы в последний раз позавтракали на прибрежной террасе, с которой открывался неповторимый вид на песчаный берег Арамапуры. Известная своими выдумками Лариса снова приготовила сюрприз, наклеив на футболки зажмуривших глаза «камрадов» шоколадные сердечки, завёрнутые в красную фольгу. Забывчивость немецких джентльменов дошла до такой кондиции, что они поняли смысл Лариного деяния только после провозглашения тоста «Happy Valentine!» за чашкой кофе и тарелкой неизменной яичницы. Плохая память на даты у мужчин, наверное, врождённый недостаток.

Двадцатиминутный полёт, и мы приземляемся в городе Мандалэй (Mandalay), интеллектуальной и экономической столице Мьянмы. Согласно программе, первый день в Мандалэе мы провели с гидом по имени Myo Win. Для начала он отвёз нас в Mandalay Swan Hotel, гостиницу «Мандалэйский лебедь», один из самых старых отелей в городе. Так как нас ожидал круиз по местному отрезку Арамапуры и знакомство с Мандалэйским холмом, то мы не стали надолго задерживаться в гостинице, предпочитая успеть увидеть как можно больше до следующего заката. Сначала мы поплыли на лодке в сторону города Мингун. Когда-то Мингун, как и три другие города-спутники Мандалэя: Арамапура, Сагайинг и Инва, был столицей бирманского царства. Несмотря на то, что правители Бирмы придерживались убеждения, что на земле ничто не вечно, и жизнь — лишь тягостное отбывание повинности на пути к нирване, каждый из них, придя к власти, переносил столицу из одного города в другой, таким образом делая новые записи в анналы истории. При переездах было обычным делом разбирать царские хоромы на брёвна и из них на новом месте выстраивать дворцы. Наверное поэтому нынче в Бирме можно увидеть множество пагод, но ни одного мало-мальски сохранившегося правительственного сооружения добританского периода. King Bodawpaya, царь Бодавпайа, правивший в конце восемнадцатого, начале девятнадцатого столетий, задался целью выстроить самую большую пагоду в мире. Её строительство началось 1790 году силами рабов и военных заключенных. Если бы царь сумел завершить начатое дело, то Mingun Paya была бы около 150-ти метров высотой. Но, увы, удача не сопутствовала его дерзкому начинанию, и после смерти Бодавпайи в 1819 году строительство не было продолжено. После землетрясения 1838 года в пятидесятиметровом фундаменте появились огромные трещины, не развалившие, впрочем, его до основания. Сооружение построено из обожжённого кирпича, и теперь, видя в образовавшихся трещинах кирпичную кладку, трудно поверить, что это не полый массив, а выложенный руками человека архитектурный куб, каждая сторона которого у основания равна 72 метрам,. Этот самый колосс встречал нас на берегу реки, когда наша лодка после полуторачасового плаванья наконец-то достигла пристани. Чтобы подняться даже на недостроенную пагоду, необходимо было снять обувь. И мы пошли. Пошли вверх на 50-ти метровую высоту, бросив свои ботинки и сланцы в самом начале лестницы. Короткими перебежками от одного участка спасительной тени к другому, поджаривая пятки почти до хрустящей корочки, карабкаясь по шатким ступенькам из сложенных кирпичей, удерживая фотокамеры в зубах, мы вышли-таки на гигантскую площадку, с которой был виден весь Мингун. Повсюду сквозь камни пробивалась трава, росли кустарники, даже низкорослые деревья нашли себе приют в расщелинах, оставшихся после землетрясения. Осмотрев городок и монастыри с одной стороны этого огромного фундамента, мы перебегали к другому месту, чтобы ахнуть от вида на изумительную панораму реки. Перед этим «святым складом кирпича» возле реки видны два большущих неровных шара. Это всё, что осталось от каменных львов после землетрясения середины XIX столетия. Передняя часть их была разрушена и смыта в реку, так что теперь без подсказки невозможно догадаться, что это за сооружения. ДВЕ БОЛЬШИЕ ПОПЫ возвышаются на берегу и очень приятно сознавать, что наши еще не достигли таких размеров.

Конечно, без заботливых провожатых не остались мы и на этот раз. Едва переведя дух после восхождения, послышались голоса: «Мы принесли ваши ботинки, не волнуйтесь за них, носить будем бережно и терпеливо». Вот так у каждого из нас появился собственный носильщик обуви, по совместительству — гид и «заботливая нянька». Видя наши подтанцовки на нестерпимой жаре площадки и слыша покрикивания от жгучей боли в стопах, подростки подложили нам под ноги охапки травы. До сих пор не понятно, как они могли стоять рядом с нами босиком на таких же раскалённых камнях и посмеиваться, не чувствуя острых иголочек в пятках?

Находясь наверху, мы оказались свидетелями сцены, когда старый монах со злостью сталкивал вниз пустые пластиковые бутылки, ругаясь на беззаботных туристов, оставивших их тут. Удивительно приятно наблюдать за тем, что люди берегут свои святыни, не давая превращаться им в места свалок. Вздохнув, наш отряд отчаянных покорителей недостроенных пагод двинулся в обратный путь. Хоть сопровождавшие нас мальчишки, и рассказывали о наличии нескольких «скоростных спусков» по трещинам, оставшихся после землетрясения, мы предпочли возвращаться по ступенькам уже знакомой нам лестницы.

На вершине пагоды возвышались небольшие пирамидки из кирпичей, положенных друг на друга. Судя по объяснениям наших гидов, это были gifts — подарки Будде и Бодавпайе. Таким образом люди «помогали» легендарному царю сделать его детище ещё немного выше. Спустившись вниз, мы было направились далее по нашему маршруту, как вдруг на нашем пути «выросла» монашка с неизменным для её духовного сана горшком для пожертвований. Будда повелел монахам жить пожертвованиями, поэтому их главным занятием помимо чтения молитв является сбор подаяний. Криши опустил в горшок несколько местных купюр и монашенка прочитала ему за это обязательное благословение. Она встала напротив него, подняв глаза к небу и затараторила громко какие-то молитвы. Так, «наш личный Будда» продвинулся ещё на один шаг на пути к нирване.

Затем мы нанесли визит самому большому целому колоколу в мире. Весит он 90 тонн, имеет 4 метра высоты, а в диаметре более 5 метров. Этот колокол заказал, конечно, любитель всего «самого-самого» — царь Бодавпайа, чтобы повесить его на вершине своей знаменитой пагоды. Только повреждённый московский колокол, о котором бирманцы знают, больше мингунского. Пройдя от павильона, где висит колокол, через дом престарелых, тоже зачем-то включённый в программу, мы оказались на пристани, где лодка уже ждала нашего возвращения. Как мы ни сопротивлялись усталости, палящее полуденное солнце и ранние подъёмы в течение предыдущих дней заставили нас притормозить темп знакомства с местными достопримечательностями — нам просто необходима была передышка. После непродолжительного отдыха мы снова были в автобусе, колёса которого катились в сторону самого длинного деревянного моста в мире, выстроенного из букового дерева. Мост U Pain назван так в честь своего создателя, который в ту пору был управителем города Арамапура (Aramapura). На бирманском языке приставка «U» обозначает «мистер». Мост длиной 1,2 километра, соединивший два селения, был построен из буковых стволов, «экспроприированных» из разрушенного царского дворца в Инве. Выдержав проверку двумя столетиями, он был реставрирован лишь в нескольких местах. До сих пор можно видеть огромные гвозди позапрошлого века, торчащие из опор этого сооружения. Добравшись до берега, Вин поручил нас заботам другого провожатого, мальчишки 11-ти лет, который очень деловито начал рассказ о мосте, включая в своё повествование описание жизни простых людей. Так мы узнали, что он ученик обычной школы и сейчас у него каникулы. Дети в Бирме могут учиться как в обычных школах, так и при монастырях, причем график занятий и изучаемые предметы в различных учебных заведениях значительно отличаются друг от друга. Так гид поведал нам, что дом его находится на противоположной стороне реки в селении, славившемся своими корзинами. В семье у них пятеро детей. Мать зарабатывает на жизнь, стирая бельё и готовя обеды. Пацан старательно расхваливал её кушанья, явно надеясь завлечь нас на трапезу. Из рассказа юного провожатого мы узнали, что мост лежит на оригинальных 1800 буковых опорах, количество которых он самолично просчитал : «Когда я шёл из дома, то посчитал сваи по одной стороне, их было 900, а когда возвращался обратно, посчитал сваи и на другой стороне. Их было…» — маленькая заминка… «…901» — поддержала беседу Лариса. «Правильно! Какая умная леди!» — рассыпался в заготовленных комплиментах малец. Тут мы разразились дружным смехом, а он чуть призадумался, прищурив глаза и шевельнув бровями, поднял указательный палец, как учитель, и победоносно провозгласил: « Нет! Как же их может быть 901? Должно же быть равное количество!». Мост не имеет перил, хоть и возвышается над уровнем земли метра на три-четыре. В сезон дождей (май-июль) вода поднимается выше моста на полметра, и в это время жители пользуются для переправы лодками. А в сухое время года уровень воды в реке спадает, оставляя насыщенные илом земли. Наверное, три четверти пространства под мостом было освобождено рекой под возделывание кукурузы, арахиса и табака. Урожай снимается три раза в год. Шагая по деревянному настилу, мы смотрели с высоты на непрекращающуюся работу на полях: мулы тянули плуги, готовя пашни под новый засев, женщины пропалывали арахисовые поля. По-английски «арахис» звучит как «пинатс» с ударением на второй слог. Но местный диалект английского, на котором вел свой рассказ мальчишка, сыграл с ним весёлую шутку. Несколько раз объяснив, что же они возделывают, юный гид так и не понял причину веселья заморских туристов. Произнося это слово, он выдавал звуки, близкие по звучанию к английскому названию важного мужского органа — «пинас», ставя ударение на первый слог. Только представьте себе поля, колосящиеся… все поняли чем, да ещё и приносящие урожай три раза в год!

Время, пока мы отмеряли шаги по «дороге на буковых опорах», оказалось часом пик для жителей, спешащих домой после трудового дня. Многие несли на головах свою поклажу, не забывая улыбаться нам. Группы молодых женщин прыскали смехом на веселые приветствия наших мужчин. Даже монашки не смогли устоять от деликатного заигрывания «Мистера Секси Будды» и долго махали ему вслед, уводимого прочь бледнокожими дамами в шляпах колониального стиля. Монашки в Бирме носят розовые одежды, а монахи — тоги кирпично-коричневой расцветки. Сравнительно недавно закон страны или верховные жрецы буддизма позволили женщинам посвящать себя монашеской жизни. Ранее право на отказ от мирских соблазнов имели только мужчины, поэтому и сейчас встретить на улицах нежный розовый цвет женских накидок удается нечасто.

На мосту построено несколько беседок, где можно отдохнуть в тени от лучей палящего солнца. Сейчас эти беседки, как и прочие объекты паломничества иноземных туристов, начинают превращаться в места активной сувенирной торговли. Здесь предлагают браслеты и сумочки, сделанные из высушенных арбузных семечек, картины, нарисованные местными мастерами и даже живых сов! Бедные птицы щурили глаза от дневного света, сидя в своем заточении. Назад мы переправлялись на лодке. Лодочник лихо управлялся вёслами, стоя на корме, и это делало его похожим на венецианского гондольера. Правда, он не пел серенад, но этот недостаток мы исправили сами затянув лихую песню о Сеньке Разине.

Окрылённые прогулкой по речной глади, и возвратившись в Мандалэй мы взлетели на вершину Mandalay Hill, чтобы в очередной раз попрощаться с солнцем. На вершину этого холма, охраняемого парой громадных каменных львов с юго-западной стороны и двумя демонами Bobokyi Nat с юго-восточной, ведут 900 ступенек. Такая высота примерно равна подъёму на 40-45 этаж, но мы были полны решимости проделать этот путь пешком. Время поджимало. Пропустить закат не хотелось, поэтому гид, понимающе улыбнувшись, предложил прокатиться на машине вверх по извилистой дорожке и значительно сократить работу наших уставших босых ног. Недалеко от вершины мы оставили «механического коня» и двинулись считать оставшиеся ступеньки. Каково же было наше удивление, когда через несколько пролётов старой каменной лестницы перед глазами появился обыкновенный современный эскалатор, построенный пару лет назад. Он то и вынес нас на смотровую площадку пагоды, венчающей вершину Мандалэйского холма. В ясный безоблачный день, отражая солнечные лучи, пагода кажется большим сияющим алмазом. Некоторые визитёры, перевесившись через перила площадки, пытались рассмотреть внизу самую большую книгу в мире. Это книга — жизнеописание Будды, где каждый знаменательный момент его пребывания на бренной земле начертан на отдельной небольшой ступе белого цвета. Сверху этот источник духовных знаний выглядел как ровные ряды сахарных пирамидок. По всей Бирме раскидано много каменных летописей прошлых веков. Наш гид заметил вскользь, что вся история их страны (как впрочем и любой другой) написана в двух вариантах: первый — по велению королей и второй — истинный. Интересно, что древние мастера предпочли высечь на каменных листах?

Среди зеркальных столбов, поддерживающих крышу пагоды, были видны ряды кресел на высоких ножках, напоминающие высокие стульчики для детей. Видимо это придумано для туристов, чтобы, поднявшись сюда, они могли насладиться видом заката, сидя на этих «трончиках». В этот вечер солнышко лениво завалилось в перины облаков, так и не дойдя до горизонта. Однако, нас это нисколько не расстроило, так как мы увлеклись беседой с молодыми монахами. Один из них был весьма словоохотлив, любознателен и начитан, что приятно изумило. Он, наверняка, был заводилой и балагуром в своей монашеской братии, если такое поведение вообще дозволено в буддийских монастырях. Мы еле распрощались с ними, повинуясь настойчивым жестам нашего гида. Само прощание не обошлось без курьёза. Мужчины пожали друг другу руки. Лариса, как наиболее подвижная дама нашего кружка «Открой для себя мир», по зову своей неспокойной души обязанная сделать всё первой, протянула руку для прощания самому общительному монаху. Тот несколько скованно, но с улыбкой, пожал ей пальцы. Развернувшись в другую сторону, Лариса протянула руку следующему собеседнику, а тот, извинившись, объяснил, что будучи монахом не может касаться женщины! Затем мы всё-таки очень тепло сказали друг другу: «До свидания!», и разошлись.

На ужин нас повела Керстин. Она, как оказалось, прочитала в путеводителе не только страницы посвященные достопримечательностям, но и известным ресторанам Мандалэя. Вела долго. Когда мужчины стали выказывать первые признаки голодного бунта, мы, как истинные боевые подруги, заглушали урчание их желудков озорной песенкой «Эх, картошка — объеденье, денье, денье, денье! Пионеров идеал, ал, ал». Под звуки кулинарного гимна наш отряд без особых потерь добрался до небольшого, но знаменитого и отмеченного в книжке-путеводителе «Lonely Planet» бара под названием именем «BBB» (Burmese Beer Bar). Подняв пивные кружки в тосте за любовь, мы начали наш романтический ужин в день Св. Валентина при свечах за маленьким столиком в тёмном углу милого и по-домашнему уютного бирманского ресторанчика. Заказанные нами блюда оказались настолько вкусными, что, несмотря на огромные порции, мы съели их без остатка. Старый официант-китаец, обслуживавший нас, имел такую выправку и манеры, что казалось, он изучал их ещё в те времена, когда Бирма была британской колонией. На все наши вопросы и заказы он несомненно отвечал «Йес, сэр», игнорируя при этом присутствовавших за столом женщин. На обратном пути мы позволили расслабиться нашим отяжелённым ужином телам и наняли велоповозки. Эти удобные трёхколёсные велосипеды с ветерком доставили нас в отель, где мы распрощались друг с другом до семнадцатого февраля. Следующий день расколет нашу группу на две части, одна из которых (Керстин и Кристиан) улетит на озеро Инлэ где высоко в горах живут женщины с длинными шеями, а вторая отправится к водам Индийского океана, чтобы наконец-то отмыть свои затоптанные пятки.

День шестой. 15 февраля 2002. Мандалэй — Янгун (трио)

Эта часть повествования будет вестись от лица оставшейся в Мандалэе троицы — Уве, Ларисы и Гульнары

Утро этого дня мы начали по-спортивному, визгами и плеском воды в открытом бассейне озвучив сонную тишину внутреннего дворика гостиницы. Если кто-то из постояльцев не проснулся к этому времени, мы не виноваты! Прежде, чем запустить в прохладную с ночи воду трех «ранних пташек», один из служителей отеля основательно «пропылесосил» дно специальным агрегатом, не выпуская воды из бассейна. После плаванья у «мандалэйских лебедей» разыгрался волчий аппетит, который они утолили завтраком размером с совсем не птичью порцию.

Так как перед самолетом у нас было полдня в запасе, мы единогласно решили потратить его на осмотр новых достопримечательностей в еще одной бывшей столице Бирманского государства — городе Инва или, как его еще называют, Ава. Из-за пятидолларовой цены, которую требуют за вход на территорию этого поселения, не все туристы, приезжающие в Мандалэй, стремятся посетить Инву, богатую памятниками истории. После захвата Шаньской династией в 1364 году города Сагайинг столица нового государства была перенесена в Инву, которая в течение последующих 450 лет с небольшими перерывами сохраняла этот статус до тех пор, пока Арамапура не «переняла эстафету» в 1841 году. Как и три другие города-спутника Мандалэя (Арамапура, Сагайинг и Мингун), с течением времени Инва потеряла свое политическое значение в пользу современных больших городов и постепенно превратилась в деревню, лишь благородные руины которой напоминают о днях былой славы. С места переправы хорошо виден тяжеловесный металлический мост, построенный китайскими инженерами в 1998 году. Другой, значительно более старый, Ava Bridge, был запрещен к использованию в 1942 году «по выслуге лет» и сейчас является лишь дополнением местного ландшафта. Ходить по нему категорически запрещено. В отличие от 16-пролетного моста прошлого века вид современного «железного чудовища», протянувшегося меж двумя берегами, совершенно не гармонирует с натуральной красотой местной природы. Впрочем, жители Инвы по старой привычке чаще пользуются лодками и баржами, чтобы перебраться на другой берег. Их примеру последовали и мы.

На другой стороне реки мы наняли двухколесную повозку, запряженную низкорослой лошадкой местной породы, и отправились за новыми впечатлениями. То шагом, то рысью за полтора часа мы объездили все достопримечательности древнего города. Несмотря на то, что их, похоже, совсем не реставрируют, пагоды, утомленные временем и уже не ослепляющие золотом и белизной, хорошо сохранились. Необыкновенная тишина и пустота охватила нас, когда мы зашли на территорию первого на нашем пути комплекса построек, чем-то напоминавшего заброшенный дворец. Стены основного храма, когда-то выкрашенные в желтый цвет, покрылись характерными для старых зданий черными разводами. Полы широких гулких коридоров были выстланы тяжелыми буковыми досками, поверхность которых стала полированной от прикосновений многих тысяч босых ног, в течение столетий проходивших по ним. От главного задания в разные стороны расходились лесенки и арочки, соединявшие его с выстроенными вокруг ступами и пагодами. Время словно остановилось в этом месте, беременном звенящей тишиной. Лишь изредка налетавший ветерок-баловник нарушал беззвучную истому дня, пробегая по вершинам дикорастущих деревьев. Здесь, наверное, можно хорошо медитировать, без труда уходя от забот и тревог внешнего мира. Неожиданно наше отрешенное одиночество было нарушено небольшой группой местных тинэйджеров. Таинственно перешептываясь, они следовали за нами по пятам, привлеченные, видимо, голыми Гулькиными коленками, которые она бесстыдно показывала, надев короткие шорты вместо привычной для бирманского стиля юбки. Мальчишки эти не отстали от нас и тогда, когда мы, вспомнив о других достопримечательностях Инвы и самолете, на который нам нужно было успеть после полудня, поскакали на лошадке к «падающей» башне Нанмынь. 27 метров смотровой башни действительно «падают» — это еще одно из последствий великого землетрясения 1838 года. Башня, к сожалению — единственное, что осталось от обширного храмового комплекса, возведенного в 1818 году царицей Багидав для ее личного аббата У По. Храмы были выстроены из дерева и, как следствие, были разрушены во время землетрясения. Метрах в ста от «пизанской башни» мы увидели мраморный бассейн с множеством ступенек, ярусами ведущих вниз. Так как возница наш кроме «йес» и «ноу» по-английски ничего больше сказать не мог, нам оставалось только догадываться. Согласно «Lonely Planet», это могло быть место священного омовения царей Инвы, Gaung Say Daga.

Совершенным откровением для нас оказался деревянный монастырь Багайя Кяунг, стоящий на 267 буковых сваях. Mонастырь окутал нас такой же силой колдовства, как и рассвет в Багане. Да, чудесны в своем творении многие пагоды, удивляют красотой и величием их золотые шпили, завораживают лучи солнца, убегающие за горизонт, освежают розовые клубы тумана на рассвете. Но бывают моменты, когда ты не глазами и умом воспринимаешь увиденное, а чувствуешь сердцем или душой. Вот как раз она-то, душа родная, и развернулась под деревянными сводами Багайя Кяунг. Сначала мы прошли, что называется, «под монастырь». Опоры, на которых лежат доски перекрытия первого этажа, настолько высоки, что рослый мужчина может совершенно спокойно ходить под ними, не наклоняясь. Монастырь стоит на возвышенности, поэтому, вероятнее всего, эта архитектурная особенность связана не с разливами реки. Возможно, открытое пространство под полом служило частично для складирования скарба, частично для вентиляции воздуха в помещениях.

Поднимаясь по лестнице, чтобы попасть внутрь, мы смотрели на остроконечную верхушку здания, которая, утопая в солнечном свете, казалась миражом в небе. Стены деревянных построек давно забыли, в какой цвет были первоначально покрашены. Сейчас кругом главенствует темно-коричневая палитра. Внутренняя часть монастыря освещена только солнечным светом, проникающим через распахнутые настежь двери и сквозь многочисленные щели в стенах. Окон нет, поэтому полумрак без труда сгущается к середине залов и, затаившись под высокими потолками, смешивается с кружевными занавесями паутины. Монастырь не заброшен: в нем живут люди и даже действует школа. Как раз в то время, когда мы проходили мимо, в одном из углов большого зала давали урок. Совсем маленькие мальчишки сидели за миниатюрными партами, некоторые из них были с побритыми головами и в монашеской одежде, другие — в мирской. Они хором читали какую-то книжку, а учитель-монах довольно кивал головой в такт речитативу. Но даже присутствие многих людей не рассеивало странного ощущения пустоты, разлившейся там. Пустоту создают огромные буковые опоры, уносящие крышу так высоко вверх, что при взгляде наверх невольно вспоминается мультфильм «Алиса в стране чудес». Когда поднимаешь глаза к потолку, то пространство начинает двигаться, уносясь от тебя прочь точно так же, как Алиса отдалялась от своих ног, скушав волшебный пирожок. Все двери, проемы, перила, лестницы, потолок украшены резьбой. Один из мотивов — полуженщина-полуптица — выглядит точь-в-точь, как птица Феникс из старого фильма об индийский приключениях Афанасия Никитина. Известно, что дерево всегда «живее» и «теплее» камня, может быть, поэтому дух буддизма, обретающийся в деревянном монастыре, так сильно подействовал на наши чувства. Уве, самому разумному из нас, чуть ли не пинками удалось выдворить своих зачарованных спутниц оттуда.

Перелет из Мандалэя в Янгун, где нам предстояло провести ночь, отличался от всех предыдущих или последующих только одним — в точно назначенное время, в половине седьмого вечера, солнце подарило нам еще один свой закат. На этот раз нас и линию меняющегося цвета разделяло лишь прохладное стекло иллюминатора.

День седьмой, а также все остальные до отъезда. 16-20 февраля 2002. Янгун — Напали

Смелые путешественники, добравшись до райского пляжа, срывают с себя одежду, жуют «бетель», собирают ракушки, борются с «Годзиллой», наблюдают за рыбками и упиваются «кокосовым поцелуем»

Поздним утром следующего дня мы опять были в воздухе. Полет прошел нормально. Единственным неудобством на борту были местные китайцы, безостановочно болтавшие на весь салон и умудрившиеся замусорить весь самолет менее, чем за час летного времени. И вот наступил наконец тот долгожданный момент, когда наш взгляд заскользил по песчаным пляжам Напали (Ngapali), названным в честь итальянского города Неаполь. Серебряная птица начала снижение, выпустила шасси… но под нами все еще плескалась океанская вода! За секунду-другую до посадки появилась суша, куда мы благополучно и приземлились. Открылся люк самолета, подъехал трап, первые порывы океанического бриза разметали наши волосы. Вот оно счастье! Вот оно — лаовайское («лаовай» на китайском языке — «иностранец») счастье: подышать морским воздухом, пожариться на солнышке и порезвиться в соленых прозрачных водах. На автобусе мы добрались до последнего пункта нашего приключения — Гостиницы «Силвер Бич» (Silver Beach Hotel). Очаровательно улыбающаяся девушка выдала нам ключи от бунгало, и мы пошлепали по каменной тропинке вслед за чемоданами, увозимые «белбоями» к дверям наших домиков. О! Представить лучшее невозможно. А если и возможно, то совсем не требуется, потому что мы оказались довольны обстановкой на все 100 процентов. Курорт расположен среди настоящих джунглей, но культивированных и вычищенных до блеска. Тропические растения, цветочки, порхающие бабочки, незаметные гостиничные работники, плавно скользящие мимо, и где-то над всем этим — шатер из пальмовых крон. Рай!

Скинув с себя всю возможную одежду (вот уж где Гулька смогла поблистать коленками, не смущая местное население), прикрыв некоторые места треугольными кусочками материи и «искупавшись» в креме против солнечных ожогов, мы нырнули на несколько дней в «пляжную жизнь».

Вдоволь насладившись первыми волнами Бенгальского залива, тело потребовало законного обеда. Еще при въезде на территорию курорта мы заметили целый ряд уличных ресторанчиков, где и решили утолить голод. Не слишком утомляя себя необходимостью выбора, наша троица «осела» в самом первом из них, намереваясь в течение нескольких дней перепробовать блюда остальных заведений по очереди. К обычным ингредиентам молочного коктейля как-то сам собою добавился любимый напиток морского дьявола — ром. А на стол прибыл заказ, из-за которого нас позже так и не видели у конкурентов. С того момента и до самого отъезда мы хотя бы один раз в день приходили насладиться наисвежайшими королевскими креветками, жаренными на гриле. Эти ракообразные величиной с ладонь взрослого мужчины, разрезанные на половинки и прожаренные до хрустящей золотой корочки, просто таяли на языке, не требуя ни одной из известных приправ в качестве дополнительного нюанса. После такого праздника желудка и пары ромовых коктейлей нас потянуло на поиски новых ощущений, потому что за предыдущую неделю режим регулярных открытий стал нормой жизни. По соседству с ресторанчиком мы обнаружили сувенирный киоск, торговавший поделками из ракушек. Наслушавшись еще в Китае историй о действии орехов бетель, мы решили испытать это зелье на себе. Говорят, что бетель действует на мозг как безопасный афродизиак, придавая легкость и беззаботность мыслям и заставляя на некоторое время забывать о всяких проблемах. Попросив хозяйку соорудить нам из листа какого-то растения такой же конвертик, какие употребляют местные жители, мы затаили дыхание в ожидании этого кушанья. Уве, как капитан корабля, несший тяжелый крест ответственности за каждого члена нашей маленькой, но очень безалаберной группы, решил оставаться в стороне от сомнительных экспериментов и быть готовым придти на помощь в случае, если вдруг местные снадобья сыграли бы роковую шутку с чересчур любопытными путешественницами. Хозяйка положила себе на ладошку зеленый лист, накидала туда понемножку различных растительных порошков из 5-6 баночек, добавила бетеля, соорудила из листа сверточек и протянула нам. Мы засунули это в рот, начали усердно жевать, ожидания немедленного эффекта. Мы знали, что бирманцы в принципе не употребляют алкоголя. Вот мы и думали, что некоторый пьянящий эффект они получают, круглосуточно жуя бетель. Причем делают это исключительно мужчины, которых, видимо, не волнует, что от бетеля со временем краснеют зубы. Может быть, через неделю жевания и мы бы достигли такого же эффекта, но первое и, видимо, основное действие этого снадобья сказалось уже через часок, когда наши животы настойчиво позвали нас уединиться в бунгало с приступами нелегкой медвежьей болезни. Так как домики стояли в метре от берега моря, то это обстоятельство нам нисколько не мешало, и мы курсировали между двух точек с завидной регулярностью.

Успев «подзолотиться» в лучах послеобеденного солнца, часам к пяти мы отправились в бар при соседним с нашим санатории «Бэй Вью». Это место стало еще одной точкой, помеченной флажком на нашей карте удовольствий. Имя у бара было очень подходящее: «Sunset Bar» — бар заходящего солнца. Именно в час заката с 17 до 18 часов отсюда открывался шикарнейший вид на тонущее в море солнышко. И именно этот час в баре был happy hour, что означает «покупая один напиток, второй ты получаешь бесплатно». Естественно, такой подход к просмотру заката делал краски более яркими, а кадры на фотопленке — более сказочными.

На следующий день, 17 февраля, на берег приехали Керстин и Кристиан, и вся честная компания снова была в сборе. Привыкнув вставать с рассветом, мы уже не могли спать подолгу и каждое утро прогуливались вдоль песчаной косы в поисках ракушек. Как это ни странно, но их было совсем мало на берегу, а те немногие, выброшенные из воды, были уже обжиты раками-ошельниками. Бездомные рачки усердно рыли норки в песке, прячась от нещадно палящего солнца и волн прибоя, методично разрушавших их каждодневный сизифов труд. Мы же, наоборот, наслаждались ленивым течением жизни, гуляли по пляжу, плескались в невероятно прозрачной морской воде, отдавались грехам чревоугодия и винопития, знакомились с новыми людьми и рассказывали друг другу о проведенных врозь днях. Однажды ночью под крышу бунгало Уве и Гульнары забралось большое животное. Оно так отчаянно царапалось через деревянные доски перекрытия, что было ясно, Годзилла — его двоюродный брат. На следующий день все узнали о том, как героически вел себя Уве, защитив свою подругу от назойливого шума, ударами подушки о потолок прогнав «чудище»… на сторону, где жил Крис.

В один из дней мы наняли лодку, на которой доплыли до близлежащего кораллового рифа, где собирались нырять и наблюдать за рыбками. В лодке собралось семеро пассажиров, не считая двух «закопченных» на солнце рыбаков, днем возивших туристов в море. На всю команду было три маски для неглубокого ныряния и две дыхательные трубки, которыми мы обменивались, чтобы каждый мог увидеть пестрых рыбок, стайками снующих меж коралловых отложений. Маски были какие-то странные, длинным немецким носам в них явно не хватало места, поэтому Гуля сильно веселилась, видя расплющенный о стекло пятачок, в который превратился гордый осязательный орган Уве. Примерно в течение часа мы «бороздили» телами водное пространство, в то время как общительная Керстин, не захотевшая лезть в воду, завела беседу с терпеливо ждавшими нашего возвращения рыбаками. Кстати, если собираетесь подглядывать за рыбками с маской и трубкой, то непременно надевайте футболку, а то сожжете себе кожу на спине. При таком «нырянии» человек плавает на животе, опустив лицо в воду, а спина практически торчит наружу, выставленная безжалостному солнечному излучению. Ух, как веселились мужчины, наблюдая за Ларой и Гулей, ожидая своей очереди на маску. Но комментарии типа: «А я и не знал, что в этих водах водятся киты» или «Ну и расцветка у этой большой акулы», в воде были все равно не слышны, а иначе не пережить бы им атаки решительных «русалок»! Нахлебавшись воды через дырявые трубки и основательно подустав, водолазы отправились на берег. Коктейль дня «Coconut Kiss» (Кокосовый поцелуй) стал хорошим вознаграждением уставшим искателям приключений.

День последний. Возвращение

В силу непреодолимых обстоятельств, выразившихся в неподходящих самолетных рейсах, Ларисе пришлось покидать гостеприимный берег на день раньше остальной группы. До самой последней минуты она не уходила с пляжа, стараясь впитать в себя как можно больше солнечной энергии. Пока наступит пекинское лето, она не раз будет вспоминать жаркие дни на берегу Напали. Одинокое пребывание в Янгуне не особенно вдохновило ее на подвиги, достойные описания в «Клубе путешественников». Ну а что может придумать девушка, чтоб развеселить себя? Конечно, потратить деньги на покупки. Бросившись в омут расточительства, она не заметила, как прошло время, остававшееся до отлета в Китай. На запланированной бирманской вечеринке она непременно наденет что-нибудь купленное здесь, чтобы напомнить себе и друзьям о прекрасном времени, проведенном вместе.

На другой день Уве, бессменный руководитель и самый ответственный товарищ, в последний раз собрал билеты и паспорта своей поредевшей группы, начинавшей в аэропорту Тандве перелет длиной в тысячи километров и одни сутки с конечной целью — город Шанхай. Вместе с Гульнарой и Крисом он проведет несколько часов в гостеприимном Янгуне, потратив их на покупки самых последних сувениров. Отчаянно торгуясь, Крису удастся купить вожделенную марионетку, а Уве — замечательное кольцо со знаменитыми бирманскими рубинами для Гульнары. Последние кьяты будут потрачены в магазине беспошлинной торговли на марочное виски «Мьянмар» и местные сигареты, которые будут отложены «на потом» для бирманского вечера в Шанхае. Керстин, счастливица, осталась еще на один день в Напали, чтобы потом улететь в Бангкок. Там она проведет два дня, прежде чем снова окунется в работу в холодной зимней Германии.

Если кто-то посоветует вам провести отпуск в Бирме — прислушайтесь к совету американского путеводителя «Lonely planet», подумайте, стоит ли ехать в эту страну. И лучше всего не делайте этого. Оставьте этот кусочек рая на Земле нам.