![]() |
Внимание! Вы просматриваете старую версию сайта. Некоторые разделы и ссылки уже устарели и не работают. Новый сайт находится по этому адресу: http://www.russianshanghai.com |
Подшивки |
|
|||||||
|
В. Н. Иванов Об Александре Вертинском (Репортаж для шанхайской газеты) |
ВЕРТИНСКИЙ! Вертинский – это, в сущности, символ. Это имя так часто видишь в газетах, его мелодии, слова, манеру передачи так часто встречаешь повсюду, слышишь из всех черных жерл радио, что когда его видишь в живых перед собой, то не веришь: – Неужели – вот это-то и есть Вертинский? Вертинский – это целая эпоха. Вертинский – это целое поколение, недаром на афише его концерта в углу скромно стояли загадочные три цифры «ХХХ». Вертинский впервые запел в то душное предгрозье перед Великой войной, когда мир еще не знал, что соскальзывает в бездны истории. Вертинский тогда в своем печальном образе Пьеро явился контрастом, приговором, предостережением тому жадному, жирному, глотающему семгу благополучному реакционному обществу и прошелся перед всей Россией под ручку с девочкой с бульвара, «в мокрой горжеточке». В сущности, это было тоже «эпатирование буржуа», вроде футуризма, но совершенно по-другому, нежели то делали Маяковский и другие. Искусство Вертинского – это настоящее, русское искусство, необычайно доброе, немного, я сказал бы, «юродивое». От любовного Вертинского рукой подать к монастырю, к тихому свету лампад, к куполам церквей, что золотыми свечами горят в синем небе. Недаром его «Игуменья» пронизана этой подлинной мистикой Терезы из Неттесгайма. Вертинский необычайно добр по душе: он тогда стал на сторону этой «девушки в горжеточке», как когда-то Достоевский развернул как знамя невыразимо жалкий «драдедамовый платочек» Сони Мармеладовой. С другой стороны он любит жизнь и плоть, и «вкус ея и цвет, и душный, смертный плоти запах»... Вероятно, Вертинский хотел бы, чтобы на пиру жизни сидели именно потрясенные ею Сонечки, чтобы в этом звучном, жирном, крепком мире была какая-то нежность, чуть надорванная. Нужно ведь хотя бы немного расстроиться, чтобы быть чутким... А потом пришла война... И тот «прапорщик Володя», который садился в вагон – |
У меня блестят погоны, У тебя дрожит рука... Эти пыльные вагоны Ждут последнего звонка... |
– этот прапорщик слышал песенки Вертинского в мокрых окопах на Равве Русской, и под Барановичами, и под Ригой, и когда широкие просторы Польши озаряли зеленым огнем ракеты и сияли на пятнах снега – в блиндажах граммофоны пели слова Вертинского о том, что жизнь-то, в сущности, прекрасна, что женщины – изумительны, нежны, что на свете и в то время бессмысленной и грубой войны – были и любовь и счастье. Вертинский связан с толпой, а толпа всегда верит, даже в самой жестокой борьбе за существование, что жизнь прекрасна, ведь иначе и бороться за существование было бы нечего. Прошла революция, и Вертинский шагнул в эмиграцию, говоря все про то же, про чудные плечи принцессы Ирен, про то, что даже бедная прогулка в Булонском лесу с женой – чудесная вещь, что в сущности надо ждать, что все обернется в хорошую сторону. Вертинский, пожалуй, единственный из эмигрантов, нежный голос которого звучит в Советской России. В Москве, говорят, можно жить месяц в комнате за одну пластинку Вертинского... Московская «Литературная газета» полемизирует с его «упадочническими настроениями», в советских книгах-романах мелькает его имя как нарицательное. А Вертинский в Шанхае... Роковое «ХХХ»! Но сдался ли Вертинский? Нет, о нет!.. Его песенки растут, приобретают другой, нигде невиданный, неслыханный характер – каких-то морально-философских и житейски-умных трактатов. Тут и ласковое обличение женщин, и похвала мужской дружбе, и чего угодно... И все это в неслыханной форме стиха, куплета, отточенного, драматизированного чудесной декламацией, оправленного в мелодию, оперенного аккомпанементом Григория Ротта. «XXX»!.. Стоит ли Вертинский на месте? Нет, он шагает в ногу с настроениями эмиграции, со всем русским народом... Он понимает, что «тот ураган прошел», и он, трубадур, веселый и печальный, насмешливый и наблюдательный, звенит на своей лютне новые напевы. В отчетном концерте появились совершенно новые мотивы – А. Блок, В. Маяковский. |
Вертинский – это то, что думает масса, думает толпа. Толпа вечна, и с ней вечен и Вертинский. Толпа умна, а с ней умен и Вертинский. Надо положительно удивляться, как в нашем городе, среди этого всеобщего «безрыбья», «бесптичья» и «безлюдья» Вертинский в одиночку, в самом себе, вынашивает и решает вопросы, которые предъявляют ход нашей истории. Прямо удивительно, что о Вертинском не написано книги; эта мощная фигура стоит книги. А то люди, которые случайно бок о бок сидят с ним в «Ренессансе», актеры, которые не умеют отличить театра от балагана, пошлые и злые пародисты, актрисы, тревожно ожидающие, когда будет окончательно расшифровано, что они уже никому не нужны, – все они действительно думают, что они запанибрата с «Александром Николаевичем». А тут не то. Нет! Тут «талант, талант с головы до ног», талант могучий, великий талант великого артиста, который говорит с народом через головы всех исчезающих претенциозных временных авторитетов. Источник: А. Вертинский. За кулисами: песни, рассказы, заметки, |
вернуться наверх |